Мастер собак - [9]

Саймон записал эту кассету обманом, спрятав диктофон под сиденье. Не будь он помощником и вероятным преемником Мастера, черта с два тот бы перед ним разоткровенничался. Нервы рядовых охотников Мастер всячески оберегал и сомнениями ни с кем не делился. А Саймону – рассказал. Три часа они тогда ехали до Лагеря, Мастер был за рулем и все три часа болтал. О живописи, кино, литературе – и о том, что ему удалось разузнать о гигантской организации, которую охотники называли Проектом и в которую входили четыре известных им филиала – Школа, База, Штаб и Техцентр… Саймон из записи настриг час интереснейшего текста и отдал кассету Зигмунду. Зигмунд с записью ознакомился и попросил разрешения дать послушать Хунте. А Хунта отозвал Саймона в уголок и устроил ему такую выволочку, что тот, несмотря на весь свой гонор и какой-то там пояс карате, чуть не описался, как оттрепанный за шкирку щенок.

Формально Хунта напомнил Саймону, что тот пока что числится в списках «группы Два» и передавать все разведданные, независимо от источника, обязан только старшему. Потому что только старший может определить истинную ценность этих данных и соответственно форму секретности. Это справедливо. Школа – фирма специфическая, от одного случайно брошенного слова могут приключится большие неприятности, самая ерундовая из которых – паника, а самая поганая – самовольные действия рядовых. Охотники, как и их собаки, привыкли мгновенно принимать решения и действовать самостоятельно – короче говоря, чинить самосуд. Оружия у них вагон. Поэтому за передачу нефильтрованных данных третьему лицу негласный Устав Школы позволял из Саймона душу вытрясти. Так что Хунта повел себя грубо, и Саймон потом неделю ходил тише воды, ниже травы. Но был в этой беседе еще какой-то подтекст. Китаец, который сидел тогда за пультом дежурного по Школе, отлично видел, как Хунта «лечит» Саймона в углу вестибюля, только слов не расслышал. Он даже удивился, отчего это Хунта так резок с Саймоном, которого в свое время разве что с ложечки не кормил. И лишь много позже, когда все детали мозаики сложились в единый рисунок, он почувствовал, что в Школе, этом безупречно отлаженном механизме, происходит что-то действительно очень нехорошее.

А в те дни Хунта, оценив запись, дал ее послушать еще двоим: сначала – групповому аналитику Крюгеру, а потом – надежному парню Китайцу. Крюгер, как обычно, с ходу заявил, что давно до всего дошел своим умом. Его взяли за задницу и потребовали объяснить, какого черта он тогда молчал. Тут Крюгер всерьез задумался, принялся мямлить, и Хунта его отпустил. А Китайца попросил держать ухо востро. В какую сторону это ухо поворачивать, Хунта объяснить не мог или не хотел. Китаец принялся добросовестно следить и вычислять – и действительно засек некий странный процесс, в который были вовлечены несколько ветеранов из разных групп. Акция эта, скрываемая от прочих охотников довольно умело, явно планировалась и управлялась Мастером. И, что особенно удивило Китайца, – Саймон в ней задействован не был.

Это было полгода назад. А спустя три месяца Зигмунд сказал Китайцу, что Саймон нездоров. Квартальная профилактика на Базе показывала, что парень свеж как огурчик, – но Зигмунд только головой качал. И вчера, по пути в Школу, Саймон выстрелил в человека, который пытался сфотографировать на улице машину охотников. Если бы он просто захотел напугать или пристрелить фотографа – так на это у Саймона был за поясом «макаров». Но нет, он не поленился, три секунды потерял, зато открыл футляр и шарахнул прямо в объектив из пульсатора. Пока Фил и Петрович бежали до угла, из-за которого возник фотограф, их обогнал Кучум и галопом унесся за угол, идя на задержание. Но человек исчез, осталась только колея в снегу да куча стеклянной крупы, явно от бокового окна машины. Это уже точно была работа Кучума, но от него же слова не добьешься – собака все-таки. Выбор точки съемки указывал на профессионала с дорогой аппаратурой, поступок Саймона – на то, что охотник потихоньку сходит с ума. А сегодня уже и Кучума нет в живых, а у Фила сотрясение мозга и пробита голова, а Мастера вызывают в Штаб, и он, наверное, как раз сегодня попробует взять начальство за глотку. «Знать бы, какой рукой, – подумал Китаец. – Мастер умница, но он совершенно один. Он позволяет людям и собакам любить себя, но сам, кажется, любит по-настоящему только Карму. И год от года становится все злее и жестче».

– Ты заснул, Бенсон? – спросил Китаец.

– Нет, – встрепенулся Бенни. – Я слежу. Они уже совсем рядом с дыркой. И боятся, как всегда. Я мог бы их поддержать, но на таком расстоянии это невозможно. И дырка сильно фонит. А вот Абрам не боится… ему только противно. И он беспокоится, как тут Шериф.

– Ты это правда чувствуешь или просто сейчас выдумал? – спросил Китаец. – Чес-слово, если бы ты не находил дырки, я бы тебе ни за что не поверил. – Но я же их действительно нахожу… – сказал Бенни. И с горечью добавил: – Иногда.

– А вот Абрам тебе все равно не верит, – мстительно заявил Китаец. – Ни на грош. Он технократ. И не может представить себе прибор, работающий на коньяке.