Мастер проклятий - [9]

За всеми этими изменениями я наблюдал будто со стороны. Я сочувствовал родителям, которые, конечно, не предали своих богов. Я переживал о тех, кого казнят чистые и о тех, кто остался без работы и средств к существованию из — за стремительного перехода промышленности на флогистон. Однако все это меня не касалось, и моя жизнь почти не менялась. Я был слишком занят, привыкая к новому миру, новому телу и новой семье. Отца к тому времени уже уволили с завода, на котором он работал, но мы пока не испытывали нужды, ведь накоплений у родителей было достаточно. Даже после того, как счета семьи в банке заморозили, для меня ничего не изменилось — у отца с матерью было достаточно наличных денег, чтобы продержаться какое — то время. Реальность коснулась меня, когда в наш дом пришел надменный чистый, и предложил выбор — отречься или перебраться в скромную квартиру в бедной части города. Нам даже дали время подумать. Час. Так что на новое место жительства наша семья перебиралась налегке.

Было бы преувеличением сказать, что родители совсем не сомневались в своем выборе. В основном, конечно, из — за меня. Маленький ребенок, который еще не до конца избавился от странностей, полученных после той давней болезни — не лучший стимул для того, чтобы держаться за свои принципы. Очень многие отреклись от своих богов по похожим причинам. В какой — то момент и родители начали склоняться к тому, чтобы отречься — я это видел по их лицам, глядя на собравшихся за обеденным столом отца и мать. Сам я в обсуждении участия не принимал — время было позднее, и меня даже не стали будить, когда пришли чистые, так что я проснулся самостоятельно, почувствовав напряжение в доме.

Я смотрел на родителей из — за приоткрытой двери своей спальни. Было нетрудно догадаться, к какому решению они склоняются. Горечь, вина и смирение — совсем не те чувства, которые овладевают человеком, готовящимся принять тяжелое, но правильное решение. И я не выдержал, вошел в комнату.

— Сынок! Ты не спишь?! — вымученно улыбнулась мама. — Не обращай внимания, мы что — то засиделись допоздна…

— Мама, отец, — прервал я родителей. — Я знаю, кто приходил, и какой выбор нам предложили. Вы не согласились бы остаться, если бы не я, так ведь? Но ведь это Морос отвел от меня болезнь, не дал уйти за кромку. И другие боги. Они помогали нам всегда, многие поколения. И если мы сейчас отречемся, мы предадим не только их, но и себя. Как мы будем смотреть друг другу в глаза? — Смешно, должно быть, я смотрелся, произнося столь пафосную речь, стоя босиком на каменном полу и поджимая от холода пальцы ног. — Я уже взрослый, меня не нужно защищать от всего. Мы справимся. Или сбежим куда — нибудь далеко, где нет чистых. А если отречемся — как мы станем смотреть друг другу в глаза?

Я говорил еще что — то, повторялся и сбивался, а родители смотрели на меня со слезами гордости на глазах. И когда через час священник пришел, чтобы услышать наш ответ, отец твердо озвучил свое решение. Священник, бывший до того вежливым, мгновенно перестал скрывать свое презрение:

— Ну так оставайтесь в грязи, ничтожные язычники! Я надеялся, что хотя бы забота о сыне поможет вам осознать свою мерзость и возжелать очиститься, но ошибся. У вас есть час, чтобы собрать свои вещи. Жандармы проконтролируют, чтобы вы не взяли чего — то лишнего.

С этими словами он повернулся и вышел из дома, а ему на смену пришел отряд карабинеров, который до этого ждал на улице. Ничуть не стесняясь нашего присутствия, жандармы принялись рыться в вещах, выбирая себе то, что понравится. Отец, побледнев, схватился за револьвер, лежавший в ящике стола, но мы с матерью повисли у него на руке. Как я его понимал в этот момент! Мама скороговоркой зашептала ему на ухо, чтобы не обращал внимания, что все вещи мы не сможем забрать в любом случае. Упросила подняться наверх, чтобы собрать детские вещи и домашний алтарь. Отец нехотя согласился, и в сопровождении одного из жандармов вышел из комнаты. Те двое, что остались, продолжали тем временем развлекаться. Эти твари со смехом хвастались друг перед другом своими находками. Один, самый мерзкий, залез в ящик с тряпками, и принялся вышвыривать оттуда нижнее белье матери, комментируя каждую находку. Хорошо, что в этот момент отец вышел в другую комнату и не видел происходящего — думаю, никакие силы не остановили бы его от убийства. Уж одного жандарма он бы точно прикончил, и после этого у нас наверняка не осталось бы шансов выжить. Впрочем, я и сам не мог успокоиться, глядя на эту мразь. Он ведь не просто грабил нас, он издевался. Ему доставляло удовольствие краем глаза смотреть на побледневшую от ярости и унижения маму, на то, как бессильно я сжимаю кулаки.

Я смотрел на урода, разглядывал его, будто пытаясь запомнить на всю жизнь. Я смотрел так пристально, что провалился в какое — то полубессознательное состояние. Мысли ушли, исчезли все посторонние звуки, я не видел и не слышал ничего вокруг, кроме карабинера. Вот он, хмыкнув, повертел в руках бронзовую статуэтку Марса с мечом. Отец с матерью не очень почитали этого бога, все же, люди сугубо мирные. Но статуэтка была очень хороша, Марс выглядел на ней как живой, и против обыкновения, на лице его была не ярость, а сосредоточенность и внимание, какие и положены настоящему воину перед сшибкой. Жандарму статуэтка, видимо, тоже понравилась, но он с сожалением поставил ее на край столешницы. Вряд ли такие вещи стоит иметь у себя благонадежному гражданину. Впрочем, солдат не очень расстроился и вернулся к исследованию содержимого комода. Вот он достал из ящика тонкие трусики, восторженно присвистнул: