Мастер Лабиринта - [83]

- Где Лирнов? - В третий раз требует Реган. Деджову никто не отвечает, пока он не выбивает дверь в комнату Золушки. Мария Дейке сидит на полу, из её ушей идёт кровь.

- В Лабиринте. - Дейке тянется за шалью на спинке дивана, но едва не падает. - Я вас проведу.

Её взгляд блуждает, словно она не знает, на что смотреть. Или словно она ищет того, кто на неё смотрит.

Отряд дефендоров вступает в лабиринты коридора. Они в чёрных бронежилетах, на лицах - бульдожья тупая свирепость. С ними рации и ещё какие-то приборы. Они сами - приборы. Тесные, но приемлемые вместилища.

Пространство за пределами лабиринта жжётся как кислота. Оно разъедает меня-тьму, и тьма, отклеиваясь от меня, прячется от разрушающей боли в раковинах железных и костяных коробок. Вливается в людей, технику и птиц в небе. Переполняет примитивные умы, нагнетая давление - и взрывая их, не помещаясь.

Первому из идущих по лабиринту деджовов на плечо падает мёртвый скворец. Птицы всегда погибают сразу.

Зрение сужается в точку.

Не потому, что что-то изменилось в мире. Потому что я умираю. Вот он, предел моих сил.

Последняя победа увидеть, где ты заканчиваешься. Последнее облегчение.

Мария Дейке ругается словами, которых я не знаю.

Пальцы впились мне подмышки, и меня вздернули на ноги, разворачивая лицом к стене.

- Давай, мальчик, зашьем это. - Произнес Мастер.

Я хотел сказать, что у меня не бьется сердце, а он - старый калека в инвалидном кресле, и держать на весу меня, словно щенка, просто не может. Но мало ли что я хотел...

Нарисованная сеть мерцала, словно в её линии влили флюоресцентную краску. Аттрактор - округлая плоская глазоподобная бездна - приближался. Я в него падал. Мы падали.

Спасаясь от падения, я попытался сосредоточиться на бусинах, на схожести ячеек с чешуей, на хватке под руками, но внимание - такая же плотная часть, как и мои конечности, не подчинялось.

Оно скользило по нарисованным нитям, и когда подходило к разрывам в сети, преодолевало сосущую пустоту между линиями, оставляя тонкий набросок того, как должно быть. Природа мира - пустотность. Ничто не в состоянии преодолеть пустоту, даже Будда. Будда обитает в ней, но не выходит из нее. А я стал иглой, царапающей новые дорожки в реальности.

Тупой костяной иглой в руках виртуозного хирурга. Или даже топором. Неолитическим топором, которым Мастер выполнял нейрокоррекцию.

Я попытался отстраниться, представить всю сеть разом. Седек встряхнул меня, напоминая, кто здесь инструмент, а кто - Мастер.

Он отторгал от меня мою же часть - родную, но неосознаваемую, не имевшую прежде имени, истончал её до лескообразной нити и вкладывал в разрезы реальности. Расплетал меня, как плохое полотно, и штопал мною сеть, ограничивая аттрактор структурой и обрывая черный поток, струящийся в мир.

Пятно-аттрактор задергалось, пытаясь освободиться. И, словно безумная галактика, выстрелило в меня джетом. Мы столкнулись. Сознание разорвали взрывы расширяющихся инфляционных Вселенных. Тело опять задергалось в конвульсиях - я двинул затылком в подбородок Мастера и он меня выронил.

Было очень больно.

Очень-очень.

Мастер «выхватил» меня из обжигающего потока энергии почти сразу. И отобрал боль, переводя пытку на новый уровень. Боль застыла смолой, из которой Мастер сделал густую чешуйчатую решетку, чтобы закрыть аттрактор.

Последний разрыв чернел в одной из ячеек. В нем, как в раме, растянулись коричневое поле и фиолетовое небо, украшенное тончайшими звездами. Лезвия их лучей впивались в сухую почву, и выходил с той стороны планеты, пронизывая её насквозь.

На её коричневом поле росли... жили.. строились.. такие же коричневые и колючие штуковины. Под их шипастой кожурой нежными белесыми витками корней, словно вата, словно тончайший поцелуй, свернулась смерть. Зерна ждали хозяев.

В их изгибах повторялся тот же паттерн, что и в растительности, которая в моем видении разорвала Лиану. Тот же, что я рисовал на стене в подземном городе, испортив Маю работу. Тот же паттерн, что таился в глубине влекущей меня сингулярности.

В нём я прочёл имя: Левиафан.

Я зову его Рыбой.

Мастер вытянул из моего сердца нити и сплел их в сияющий знак, объединяющий символ Юпитера и скрипичный ключ. Швырнул его на место последней прорехи и она схлопнулась.

Знак разбросал нас в разные стороны: поле Зерен - к Рыбе, меня - в тело.

Я задохнулся от пронизывающей судороги. Она сжала в камень мои руки, ноги, ребра, лицо, всё внутри. Как когда просыпаешься среди ночи, и можешь только свернувшись в комок и кривясь, отдирать сведенную мышцу от кости. Но в тысячу раз сильнее.

Мастер усадил меня под стеной и опустился на колено. Твердыми безжалостными пальцами он растёр сначала мои грудь и горло, затем - лицо и руки. Судорога отпустила, и я хватал воздух короткими всхлипами.

Сколько всё длилось? Больше минуты, меньше двух. Но разве можно верить чувствам?

Мастер, похожий на старого умудренного битвами горца, выглядел усталым. На смуглом вытянутом лице залегли тени, седые длинные волосы стали еще светлее, припорошенные коралловой крошкой. Она испачкала и его ярко-зеленую рубашку, и серые брюки, и дорогие туфли из крокодила.