Мастер Лабиринта - [65]

Я отвернулся. То, что я вытянул из его рта - камень. Сначала показалось, что это проклятый глаз Алика, но он был не лазурный, а обычный. Тёмно-серый, почти чёрный от воды. Наверное, Костя его вдохнул. С какой силой нужно пытаться дышать, чтобы вдохнуть такой большой?

Пытаться дышать, пока я рассматривал своё «творчество». Линия. Одна линия. Что на меня нашло? Что на меня нашло?

Я не мог плакать беззвучно. Я даже не хотел. И почти не боялся, что кто-то услышит.

Все равно меня обнаружат здесь. Рано или поздно. Лучше - поздно.

Неровные, хлюпающие по лужам, приближающиеся шаги. Я боялся посмотреть в сторону звука. Сидел, уткнувшись взглядом в свои руки, и плакал.

Белые резиновые сапоги остановились рядом. Выше сапог - зелёная тёмная юбка и вся Золушка. То есть Мария.

- Я его убил. - Сказал я хрипло.

Она ничего не ответила. Протянула руку и я, схватившись за неё, встал. Мария Дейке обняла меня за плечи.

Она даже не проверила, жив ли Константин. Прищурилась, изучая разрисованную стену. Я хотел спросить, но Золушка приложила палец к моим губам. Развернулась и потянула прочь.

Я шёл, сжимая зубы и хмурясь, чтобы остановить слезы.

На пятикратной развилке Мария замерла и прижала ладони к стене, опираясь на неё так, словно хотела толкнуть.

Мимо нас, из одного коридора в другой, прошли Фишер и Фредерика. Я отступил за Дейке. Фишер монотонно бубнил - как учитель, которого совершенно не интересует тема, Фред шла за ним на порядочном расстоянии. И Фишер и Фред должны были нас заметить... но не заметили.

Мария оттолкнулась руками от стены, и вновь повела меня вглубь лабиринта.

К чёрному входу в особняк мы прошли путём, который я не знал.

Мы зашли в крохотную комнату на первом этаже. Здесь было только узкое непрозрачное окно и три швабры в углу. Мария села на подоконник, переобуваясь в туфли с супинаторами.

- Это несчастный случай. - Отрезала Золушка, вставая. - Тебя в лабиринте не было.

- А где я был? - спросил я через спазмированное горло.

- На уроке. Со мной. В галерее. Тебе ясно?

Страшно это. Страшно и противно.

Я не умею врать. Но я кивнул.

Потому что это она меня сюда пригласила. Поручилась за меня. Атхена, сколько же ещё людей из-за меня пострадает?

Смерть Константина не удастся замять. Я ведь и не хочу этого... Это несправедливо. Для Кости - несправедливо.

Кажется, что ему не всё равно. Кажется, что там, в лабиринте, он жив. Может, спит. Спит, а мы его бросили. Так всегда: сначала не веришь, потом злишься.

Андрей говорил, не нужно пытаться верить. Нужно действовать, а не циклиться на чувствах.

Мои руки порезаны и в крови. Одежда - мокрая и грязная. Я развернул ладони, рассматривая дрожащие пальцы.

Золушка тоже посмотрела на мои руки долгим холодным взглядом.

- Ладно, пойдём. - Мария опять приобняла меня, выводя из каморки. - Пойдём...

- Мои картины - это оружие. - Тихо произнёс я. Мне нужно было это сказать, почувствовать, как звучит. Сделать мысль словами, а слова - звуком.

- Всё настоящее искусство - это оружие.

- Как ты меня нашла?

- По разрыву. В разрыв оно и входит.

- Кто? - Спросил я, шагая рядом с золотоволосой женщиной, которая пытается меня спасти.

- Искусство. Ты пытаешься быть «наполовину» там, и здесь - наполовину, это приводит к разрыву. В разрыв оно и входит. Искусство, которое оружие.

- Я не понимаю.

- Что тут понимать? Всё что убивает - оружие.

Мария привела меня в спальню и ждала за дверью, пока я переодевался. Я старался не смотреть на кровать Кости. Затем забрала мою грязную одежду и унесла.

А потом отвела в галерею и разделась, сев на высокий табурет модели.

Передо мной сидела прекрасная обнажённая женщина - а я не мог ни смотреть на неё, ни рисовать. Но мне пришлось.

5.3 Золушка

- Что он принял? Телос? Инфекция? Вы принимали это вместе? - Кайл Реган поставил на стол локти, а пальцы сложил домиком так, что образовавшийся угол указывал на меня. - Вы были с бедным парнем все утро. Вы видели. Вспоминайте, Олег. Вы внимательный молодой человек, должны помнить.

Кайл Реган изменился с нашей прошлой и единственной встречи. Постарел. Он крупный человек, с длинными руками и широкими перекачанными плечами. Мне нравятся его глаза: зелёные, с золотыми крапинками, в обрамлении пушистых рыжих ресниц. Четыре года назад у него на голове был такой же пушистый рыжий ёжик. Сейчас ёжик бел, как пух одуванчика и сквозь него просвечивает по-старчески пятнистая кожа, а морщин на круглом лице Регана стало намного, намного больше.

С лацкана деджова пропала звезда старшего дознавателя. Я помню её: восьмилучевая блестящая штуковина, с кроваво-красной точкой в центре, мне всё время хотелось потрогать.

Для «интервью» Регану выделили длинную узкую комнату с единственным окном. Заходящее солнце прогрело помещение, как в парнике. Деджову в его глухой чёрной форме из полиэстера жарче всех.

Я прикрыл лицо ладонью от солнечных лучей. Жаль, от духоты так не спрячешься. Пульс в затылке бился болезненно медленно.

Я забыл, какой тяжёлая голова после того, как поплачешь.

Левую руку я держал под столом, вцепившись в тёплый пластик - он казался мягким и живым.

- Ничего я не принимал. Я проснулся. Мы беседовали. Пошли завтракать. Встретили в кафетерии герру Дейке. Герра забрала меня на урок - а Костя сказал, что не спал всю ночь, и пойдёт ляжет.