Мастер Лабиринта - [41]

- Никогда не слышал. Так вы... тоже рисуете?

Медведь усмехнулся. Покачал отрицательно головой. Затем кивнул неопределённо.

- Наши таланты уникальны. Но... другие. - Как будто ему нужна помощь: - Ты вообще не понимаешь о чём я?

Вообще не понимаю. Пусть так и останется. Чем меньше я знаю - тем больше вероятность, что меня отсюда выпустят.

- Послушайте, - я встал. - Я пойду.

Саградов молчал.

- Я пойду. - Повторил я. Сердце зачастило, мешая думать. - Не могу я тут оставаться. Я не понимаю, чего вы хотите. Что вы все от меня хотите. Спасибо за сэндвичи, и... всё остальное. Я пойду. Не буду вам досаждать. Спасибо.

- Сядь.

Я попятился.

- Сядь, я сказал.

Я отступил ещё.

Саградов поднялся.

4.2. Один буйный сын.

Пол вдруг дёрнулся так, что я упал.

Весь дом тряхнуло, как от воздушного удара, только без звука.

Саградов подхватил меня под локоть, подняв рывком с пола, и выскочил в коридор.

- На второй этаж! - Толкнул он меня в сторону лестницы. - Гостиная защищена. Живо!

Деревянные панели коридора с сухим перестуком сложились, открыв чёрный лаз. Клара Девидофф выступила из проёма. На щеке женщины набухала кровью широкая царапина. Она где-то потеряла часть рукава и акцент:

- Ты нужен. - Саградову. Мне достался короткий недовольный взгляд.

От доктора дохнуло таким чёрным запахом гари, что я закашлялся. Она развернулась, и скрылась в проёме.

- Наверх. - Повторил Саградов, и нырнул следом за доктором. Ширма со щелчком схлопнулась, а пол завибрировал как от работающего рядом лифта.

Дом вздрогнул ещё раз.

Это Экосфера? Отец? За мной?

Я побежал, куда велено. По коридору, затем - два пролёта по лестнице вверх... снизу донёсся отголосок протяжного крика, и я споткнулся.

Второй этаж, как и первый: длинный коридор с рядом дверей, распахнутых дрожью дома. В настенных кашпо тяжёлыми маятниками раскачивался плющ.

На языке цветов плющ означает зависимость. По-моему, стремление вверх, даже если у тебя нет хребта - самая самостоятельная вещь на свете.

Почему я побежал, куда велел Саградов? Почему я слушаюсь старших? Нет, я знаю, так положено и так правильно, но... зачем?

Я схватился пальцами за настенные панели, и не выпускал, пока тряска не успокоилась. Затем развернулся, и, перескакивая ступеньки, рванул обратно.

Найду выход и убегу. Или, хотя бы, узнаю где я, и что здесь творится.

Деревянная лестница спускалась в подвал. Вниз, вниз и вниз, единым пролётом.

Здесь было холодно до мурашек, вгрызающихся в кости. На стенах и поручне лестницы выступал конденсат. Я старался ничего не трогать.

Крик повторился. Крик гнева, а не боли. У меня от него позвоночник болел.

Чем ниже я спускался тем, вопреки всякой логике, сильнее сотрясалось здание. Дрожь проникала в позвоночник через босые стопы, через сам воздух. Если я что-то помню из городского строительства, такая тряска опаснее, чем одиночные толчки.

Дом сейчас обрушится, и я окажусь заваленным. Умру тут. Раздавленный камнями и землёй. Меня никто никогда не найдёт. Но прежде, чем умру, прижатый стенами, с перебитыми ногами и спиной, я сойду с ума, царапая сорванными ногтями бетонный пол и мечтая выпустить крик, застрявший в моём воспалённом горле. В глухой темноте, от которой вылазят глаза.

Всё это есть. Всё это - было.

Я под бетонными обломками, зажатый со всех сторон. Умирающий. Кричащий безмолвно, обезумевший от ужаса. Всё это было, я помню ясно и чётко. Но ещё помню, что вспоминал уже много раз, и забывал - как сон.

Потом, в этой удушающей тьме, с запахом пыли и крови, появляются красные скачущие огоньки и люди-волки в комбинезонах, привязанные к огонькам алыми нитями. Согнувшиеся к прикладу оружия, словно волки, вздыбившие холки. Я теряю сознание от ужаса, когда они меня находят. Мои ноги и спина ещё целы. Мои руки уже изранены попытками выбраться. Мой ум - в темноте.

Тогда меня спасли волки.

Когда?

Когда, когда, когда...?

Я развернулся и побежал обратно. Наверх, к тёплому воздуху, к жёлтому электрическому свету. Делая самое глупое - спасаясь бегством от клаустрофобии. От ощущения, что сейчас потолочная плита рухнет и размажет мне макушку. Как будто я - божья коровка, попавшая под ботинок.

Я нигде не сворачивался, но вместо коридора с витражами и декоративными растениями, лестница привела меня в узкий и тёмный коридор.

Я остановился. Прижался лбом к холодной стене - заталкивая ужас назад в сердце. Медленно и рвано вдыхал и выдыхал. Глаза привыкли: тут было темно, но не непроглядно. Это... успокаивало.

Под аккомпанемент гулко бьющегося сердца я пошёл вперёд. Куда-то же он меня выведет, да? Коридор извивался червём, но не ветвился. «Не потеряюсь», - повторял я, поворачивая. В лабиринте можно потеряться, но это же не лабиринт.

После двенадцатого поворота от каменных стен отразилось серое мерцание. Его источник был впереди, за изгибом номер тринадцать. Горько-кислый запах, на который я прежде не обращал внимания, усилился.

Я выглянул из-за поворота.

Коридор-кишка переходил в широкий вытянутый «желудок», освещённый яркими дневными лампами.

В трёх метрах, боком ко мне, замер высокий парень в смирительной рубашке. Его светлые волосы свисали сосульками, прикрывая тонкую шею и занавешивая лицо. Рукава фиксировали руки за спиной. Пижамные штаны в мелкую розовую клетку потемнели на уровне паха, на шее болталась связка разноцветных бус. Он дёргался как в припадке - бусины трещали, ударяясь друг о друга деревянными краями, пол и стены дома вздрагивали в ответ.