Мастер артефактов - [139]
Маюн не стала кричать. Лишь тихонько всхлипнула. Это был немой вопль отчаяния, тоски… и неповиновения. Глубоко-глубоко в недрах души, в самом эпицентре боли и бессилия, поблескивала единственная уцелевшая ниточка, упрямо не желавшая рваться. Это был тихий, но уверенный голос, шептавший: «У меня есть мой огонь. Если мне и суждено здесь умереть, пусть я лучше погибну в его пламени, чем в пасти тьмы».
И тут из ее груди вырвалась молния. Она воспламенила кровь и погнала язычки белого пламени к сотням рук, державших Маюн. Еще одна вспышка – и язычков стало еще больше. Серые тела чудовищ заискрились, а потом их разорвало на куски. Через миг от перекошенных лиц и уродливых конечностей остались лишь кучи пепла. Третья вспышка молнии – и от Маюн побежали круги света, как рябь от брошенного в воду камня. Они поднимались все выше, уровень за уровнем очищая бездну от эйдолонов. Каменные стены долго сотрясались от оглушительного воя и визга умирающих монстров, а потом… наступила тишина.
В воздухе висели облака пепла и пара. Серый круг Зеницы Дорхнока уже показался на горизонте, знаменуя начало новой антумбры. Маюн тяжело опустилась на землю рядом с поверженным Ойру, положила голову ему на грудь и, сосредоточившись на его дыхании, погрузилась в медитацию.
Дионах Ханикат пригладил короткую бородку:
– Глифы, начертанные водой, служат лишь для концентрации внимания. – Глаза за круглыми стеклами очков скользнули по Длани Кеоса и вновь посмотрели на Аннева. – Они лишь вспомогательный инструмент, позволяющий направить волю в нужное русло. Но тебя, похоже, глифы, наоборот, отвлекают.
– Это как? – Аннев, сидевший напротив него, беспокойно заерзал на стуле.
Они сидели в кабинете дионаха; три стены из четырех занимали полки с древними книгами и свитками.
– Я думал, глифы – главная часть любого заклинания.
– Вовсе нет! Они лишь помогают сконцентрировать волю и призвать благословение Одара, вот и все. Разве тебе не доводилось видеть, как творят глифоречение, не рисуя никаких знаков?
И тут Аннев понял, что и правда видел такое собственными глазами. На прошлой неделе, во время их с Лескалом занятия, на котором Аннев показал себя полным бездарем, дионах сначала стер ногой глиф, начерченный на полу, а уже после этого сжал влагу небесную до состояния воздуха, воды и льда. Но тогда Аннев так расстроился из-за своей неудачи, что даже не удивился.
– Ты знаешь древнедаритский лучше, чем половина наших дионахов, – продолжал Ханикат, поглаживая подбородок. – Но пока от этих знаний нет никакого толка. Возможно, они тебе даже мешают.
Аннев уставился на знак, начерченный водой на каменном столе.
– Значит, я могу обойтись и без этих знаков?
– Большинство дионахов начинают демонстрировать способности задолго до того, как успевают изучить все глифы. Сначала мы работаем с каким-нибудь общим глифом, в зависимости от характера нашей цели, а после переходим к конкретным рунам, чтобы усилить свою магию – и скорректировать цель, если нужно. Но ты – случай особенный. – Дионах поднял палец. – Твоя голова уже набита древнедаритскими символами и словами, но поскольку твои разум и воля еще недостаточно окрепли, эти знания лишь отвлекают тебя от цели. Они тянут тебя к земле, не давая взлететь.
Ханикат провел ладонью по поверхности стола, и от глифа остались лишь крошечные капельки воды.
– Просто сосредоточься на результате, который хочешь получить. Представь, как эта вода расширяется, распадается на мельчайшие частицы и комната наполняется паром или клубами тумана. Сможешь?
– Наверное, – нерешительно ответил Аннев. И, немного подумав, добавил: – Так что мне сейчас делать? Проговаривать глиф или нет?
– Пока не нужно, – после паузы ответил дионах. – Думай о цели. Сконцентрируйся. Пусть твое намерение станет тонким и острым, как игла. Используй свой кваир, чтобы навязать миру свою волю.
Аннев цепко ухватился за этот образ и представил, что его воля – продолжение его самого. Он уже делал так, когда Милостью снес угол их с Содаром кухонного стола. Сконцентрировав волю, он с осторожностью направил ее в блестящие капли влаги. Внезапно в груди у него что-то гулко громыхнуло, и стены комнаты содрогнулись. Ханикат в испуге соскочил с кресла:
– Боги милостивые! – Ханикат огладил складки мантии и похлопал себя по груди. – Ты что такое сделал?
– Не знаю! – отозвался Аннев, недоуменно приподнимая руки. – Я думал, вы мне объясните!
Дионах провел пальцам по каплям, дрожащим на столе.
– Здесь ровным счетом ничего не изменилось. – Он поскреб щеку. – Это было похоже на… – Ханикат перевел взгляд на Аннева. – Что именно ты представлял?
Юноша пожал плечами:
– Вы сказали, нужно, чтобы влага небесная расширилась. Вот я и представил, что стою в центре комнаты, внутри пузыря. Я начал давить на стенки, чтобы их раздвинуть, но они не поддавались, как бы я ни старался.
– И что же изменилось?
Аннев задумался.
– Даже не знаю, – произнес он наконец. – Пузырь вдруг лопнул. И воздух вместе с силой, с которой я давил, вырвался наружу. От этого стены и затряслись. – Он поднял глаза на дионаха. – Это было глифоречение?
