Масть пиковая - [28]

– Извините, Сухроб Ахмедович, я неверно понял вас, – сказал вполне искренне Шубарин. – Но мой жизненный принцип – всякая стоящая и ответственная работа должна щедро вознаграждаться. Если деньги для вас в данном случае не являются мерой опалы, я найду способ отблагодарить вас и думаю, что отныне вы можете рассчитывать на мою помощь и на покровительство моих друзей. Своим поступком вы уже выразили отношение к нам. Еще раз извините за жест с день­гами, наверное, для вашего искреннего порыва помочь уважае­мым людям наше желание откупиться, бросить кость, показа­лось обидным, оскорбительным, я недооценил вас… В связи со смертью Рашидова у моих друзей есть шанс занять его место и наверняка произойдут крупные кадровые перемещения, и для вас, безусловно, найдется достойное место…

– А кто, на ваш взгляд, заменит Рашидова? – вырвалось у долго молчавшего Миршаба.

– Скорее всего это будет Анвар Абидович Тилляходжаев, секретарь Заркентского обкома партии, старый друг Шарафа Рашидовича, но не меньше шансов и у другого человека – Акмаля Арипова, известного аксайского хана, тоже близкого приятеля Рашидова, он двигает на этот пост двух знакомых вам людей, оба они из Ташкента. Вот кто-нибудь из трех, дру­гих претендентов я не принимаю всерьез, но к любому из них у нас есть ходы, не волнуйтесь, на этот раз вы поставили на верную карту. – Шубарин достал из верхнего кармашка пид­жака визитную карточку и протянул ее прокурору, считая раз­говор оконченным, заключил: – Наверное, мы встретимся с вами завтра на похоронах хозяина?

– Вы переоценили мои возможности, Артур Александро­вич, у меня нет приглашения, и вряд ли кто мне его предло­жит.

– Ну, это не проблема, Анвар Абидович взял для меня у распорядителя два, и оба без фамилий, заполните их на свое имя с Салимом Хасановичем, пусть для многих не покажется неожиданным ваше повышение. – Он протянул на прощание руку хозяину кабинета и в последний момент спохватился: – Мне хотелось в столь непростой день нашего знакомства сделать вам какой-нибудь памятный подарок, чисто символиче­ски, пожалуйста, примите эти часы, они даже там, на Западе, редкие, они будут означать, что вы наш человек. – И Артур Александрович снял с запястья «Роллекс» и передал их Акрамходжаеву, тот не посмел отказаться, жест был столь искренен, дружествен, щедр.

Так эти роскошные швейцарские часы «Роллекс» оказа­лись у прокурора.

Часть II Карден из Аксая

Завтрак в тени бронзового вождя; парк в стиле «ретро»; досье на генерала КГБ; харакири по-самурайски; коллекционер под­метных писем; Троцкий как кумир; зеленое знамя ислама; сауна среди ночи; хан, обожавший кличку «Гречко»; тайное досье аксайского Креза; забытые развлечения римских патрициев; лифт для черной «Волги»; королевство кривых зеркал; двое в шевровых сапогах; двойник обладателя двух Гертруд, Одиссей и Пенело­па; плата за убийство – канцелярская папка; жилет из кевлара; двойной агент из Верховного суда; жуликоватые поводыри; табиб, специализирующийся на смерти; Иллюзионист; Восточный Распутин; покаяние хлопкового Наполеона.

Поезд несся в ночи, грохоча на стыках на плохо уложен­ных и безнадзорных путях, вагоны то мотало в стороны, то ки­дало в такие ложбины, что казалось, состав сейчас выскочит из колеи или же не впишется в какую-нибудь кривую, но мало кто об этом думал, все привыкли и к качке, и к тряске и навер­няка считали, что так и должно быть, потому что иного не ви­дали и не представляли, что есть другие железные дороги.

Но Сухроб Ахмедович знал и другие поезда и другие доро­ги, однажды он экспрессом «Москва – Вена» был в Австрии, а возвращался домой через Восточный Берлин, тоже на колесах, вот тогда он понял, что такое железная дорога и каким ком­фортным может оказаться путешествие по ней. Акрамходжаев не сравнивал дороги Австрии и Германии с путями Средне­азиатского отделения Министерства путей сообщения СССР, не располагал таким беспечным настроением для анализа, а толчки и мотания не мог не замечать, потому что его то и де­ло, когда он задумывался, било то об стенку, то об стол, на сто­лешнице все подпрыгивало, звенело, переезжало из края в край.

Нужно было вздремнуть хотя бы два-три часа, но сон не шел, и при такой неритмичной качке, когда его раз за разом кидало на тощую перегородку, вряд ли удастся уснуть, он теперь и со снотворным засыпал трудно и не всегда. Воспомина­ние о знакомстве с Шубариным подняло настроение, в труд­ные дни своей жизни он теперь всегда отыскивал Артура Алек­сандровича, и полчаса разговора с ним наедине за чашкой ли чая, за рюмкой ли коньяка действовали на него как сеанс опытного гипнотизера, экстрасенса. Удивительное спокойст­вие, хладнокровие, рассудительность, которыми так ярко обла­дал Японец, передавались запутавшемуся в делах собеседнику, и Артур Александрович всегда находил выходы из любых си­туаций, пока он ни в чем не подводил его, а со дня смерти Рашидова прошло уже почти три года.

– Три года… – сказал вслух нараспев прокурор, ощущая их такими долгими в своей жизни. Он взял чайник и напра­вился в коридор за чаем, теперь он понял, что спать ему сегод­ня не придется. Попросив проводника заварить покрепче, он заодно справился о ходе поезда, скорый шел по графику, и ни­чего пока не вызывало тревоги. Он любил и много работал по ночам, и помощником в ночных бдениях всегда служил чай. Хозяин вагона постарался и заварил такой, какой требовался, и он вновь провалился памятью в три последних года после смерти Шарафа Рашидовича, показавшиеся ему такими дол­гими, хотя они были годами взлета, о котором он так страстно мечтал.