Масштабные ребята - [24]

Шрифт
Интервал

К дому Пал Палыча пригнали две упряжки. Одну для чемоданов и книжек, а другую для него самого. Никто не объявил, когда уедет Пал Палыч, но проститься с ним пришел весь класс. Пал Палыч вышел из дому в своей огромной дохе и таких же огромных рукавицах. Он увидел нас и вдруг тяжело, будто провинился в чем-то, опустил голову. Он долго стоял вот так, а потом махнул рукой и сказал:

— Ребята, помогите мне внести обратно чемоданы…

Пал Палыч окончил писать и посмотрел на меня внимательно, чуточку прищуренными глазами.

— Рассказывай, я слушаю.

Я знал, что Пал Палыч не любит предисловий и сразу обрывает того, кто размазывает кашу. Бить отбой было уже поздно. Я все равно погиб. Пускай будет, что будет.

— Пал Палыч, — сказал я, — Ленька не виноват. Шестеренку разбил я.

На лице Пал Палыча не дрогнула ни одна жилка. Я подумал, что Пал Палыч не расслышал или не понял меня, и снова сказал:

— Пал Палыч, это я разбил шестеренку!

— Я знаю, что разбил ты, — сказал Пал Палыч. — Что дальше?

Я ошалело глянул на Пал Палыча. Пал Палыч, видимо, понял меня без слов.

— Зря сомневаешься, — сказал он. — Про вора и шапку, надеюсь, слышал?

— Слышал, — неохотно ответил я. — Разве на мне шапка горела?

— Горе-е-е-ла! — убежденно и, по-моему, даже с какой-то радостью сказал Пал Палыч. — Я, Квасницкий, все помню — как песни ни с того ни с сего пел, как добавку у повара просил. Ведь ты же не хотел есть. Правда?

Я помалкивал.

Пал Палыч ничего не спросил меня про мой побег. Очевидно, он провел прямую линию между шестерней и побегом, решил, что я испугался разоблачения и поэтому дал стрекача.

Мне было неприятно, что Пал Палыч такого невысоко мнения обо мне, но я все-таки помалкивал. Придет время и Пал Палыч сам узнает, какой я есть на самом деле.

Пал Палыч разделал меня под орех. Мне даже самому стало противно смотреть на портрет, который он нарисовал. Может, я и в самом деле закрываю глаза на свои недостатки?

— Пал Палыч, — сказал я. — Я виноват. Пускай меня проработают на сборе и разрисуют в стенгазете. Я не возражаю.

— Нет, Квасницкий, это не годится. Я уже думал… Ребята тебя не простят. Не могу я им сказать: «Дружите с Колей Квасницким. Он хороший мальчик». Они не слепые. Сами видят…

Пал Палыч открыл «Штукатурное дело», согнул над столом свои широкие сутулые плечи. Я прекрасно видел — Пал Палыч смотрит в книжку просто так. Когда читают, зрачки еле заметно бегают вправо и влево.

Я подождал еще немножко и спросил:

— Что же мне делать, Пал Палыч?

Пал Палыч оторвался от книжки.

— Не знаю, Квасницкий. Сам нашкодил, сам и думай. Я тебе ничего посоветовать не могу.

Никто еще не обижал меня так, как Пал Палыч. У меня закололо в носу и противно задрожали губы. Я отвернулся от Пал Палыча, чтобы он не видел моих слез.

Пал Палыч с шумом отодвинул табуретку и поднялся.

— Ты, Квасницкий, слез не разводи, нечего, — сказал он. — Мужчина все-таки…

Выждал минутку, и потом подошел ко мне и крепко взял за плечи.

— Вот что, Коля, иди к Лене Курину и все ему расскажи…

— Мне к Леньке идти нечего, — сквозь слезы сказал я. — Мне вообще идти некуда.

— Глупости, — сказал Пал Палыч. — Леня за тебя пострадал, пускай он тебя и судит. Иди, иди. Он парень хороший. Договоритесь до чего-нибудь…

Я вышел за дверь еще больше подавленный и пришибленный своим горем.

Нет, к Леньке Курину я не пойду. Ни за что!

Письмо государственной важности

Слово «соревнование» я услышал и запомнил давно, когда еще только пошел в первый класс.

В поселке на углу Большой и Малой Садовой висел на столбе репродуктор. Утром он кричал мне издали уверенным, чуточку хриплым после сна голосом:

— Доброе утро!

Я отвечал:

— Доброе утро! Я уже встал. Я иду в школу!

Если в эту пору на улице никого не было, я кричал громко, если кто-нибудь шел рядом, отвечал ему вполголоса. Настоящий друг услышит даже самый далекий и тихий шепот.

Репродуктор рассказывал мне по дороге новости. О том, как работают углекопы, как валят деревья лесорубы и соревнуются сталевары. Видимо, слово «соревнование» было самое главное и самое важное в жизни человека. С ним начиналось утро и заканчивался большой хлопотливый день. Люди узнавали, что они сделали за этот день, и только тогда говорили друг другу — «спокойной ночи!»

Я спрашивал свою маму, почему все соревнуются и только мы, мальчишки, стоим в стороне и чего-то ждем. Мама улыбнулась:

— Учись на пятерки и можешь считать, что ты соревнуешься.

И все-таки один раз я соревновался совсем по-настоящему, как взрослые. У папы был день рождения, и мы пригласили много гостей. Мама затеяла шанежки с картошкой. Она поставила на пол две кастрюли, выволокла из закутка мешок с картошкой и сказала:

— А ну, давай соревноваться, кто быстрей!

И тут у нас пошло! Картофелины одна за другой летели в кастрюлю. Даже носа некогда вытереть. Шмыгнешь — и снова за дело. Я порезал палец, но работу не бросил. Пока будешь возиться с бинтами и зеленкой, упустишь все на свете.

Я закончил дело первым. Мама посмотрела на полную с горкой кастрюлю и с завистью сказала:

— Признаю. Ты победил. Только очистки у тебя очень толстые. Если будем так соревноваться, картошки до весны не хватит.


Еще от автора Николай Павлович Печерский
Красный вагон

Библиотека пионера, том VIIИз послесловия:...В «Красном вагоне» пионер Глеб Бабкин, паренек пытливый и подвижной, мечтает о далеком плавании на океанском корабле. Снится ему открытое море, и вот как вызывают его моряки и говорят: «Бабкин Глеб, приказываем тебе явиться на боевой корабль и занять свое боевое место». Он, обыкновенный мальчишка с маленьким вздернутым носом, торчащими в разные стороны волосами и розовыми, похожими на лесной гриб-волнушку ушами, хочет стать необыкновенным героем и рвется в море.В сибирской тайге все кажется ему будничным и скучным.


Будь моим сыном

Повесть рассказывает о судьбе деревенского мальчишки. Книга издается в связи с 60-летием Н. Печерского.


Ленивые хитрецы

Увлекательны и интересны книги Николая Павловича Печерского. Они рассказывают о далеком и романтическом уголке нашей родины - Прибайкальской тайге, о суровом и величавом Байкале, о быстрой, стремительной Ангаре. Мы видим, как мужественные, сильные люди строят Братскую ГЭС, прокладывают в глухой тайге железную дорогу и в этом им много помогают пионеры и школьники - ваши ровесники. Они, несмотря на свой воз рост, люди серьезные и самостоятельные. Поэтому для них находится много настоящих дел. Разные забавные приключения происходят с Генкой и его друзьями («Генка Пыжов - первый житель Братска»), Глебом и Варей («Красный вагон»)


Серёжка Покусаев, его жизнь и страдания

Повесть "Серёжка Покусаев, его жизнь и страдания" — это весёлая история о мальчишке, неутомимом выдумщике, записанная автором со слов самого героя. Возможно, Серёжка кое-что приврал, потому что не может без этого. Но в основном тут всё — чистая правда. В жизни Серёжки немало просчётов и ошибок. Но он хочет избавиться от них, стать настоящим человеком, как его отец. И отчасти Серёжке это удаётся.


Восемьдесят восемь дорог

Журнальный вариант повести Николая Печерского «Восемьдесят восемь дорог». Опубликован в журнале «Костер» №№ 4–7 в 1967 году.


Жаркое лето

Журнальный вариант повести Николая Печерского «Жаркое лето». Опубликован в журнале «Костер» №№ 1–3 в 1972 году.


Рекомендуем почитать
Дорога в Сокольники

Для младшего школьного возраста.


Два лета

Этим летом Саммер Эверетт отправится в Прованс! Мир романтики, шоколадных круассанов и красивых парней. На Юге Франции она познакомится с обаятельным Жаком… Или она останется дома в Нью-Йорке… Скучно? Едва ли, если записаться на курс фотографии вместе с Хью Тайсоном! Тем самым Хью Тайсоном, в которого она давно влюблена. Этим летом Саммер будет невероятно счастлива… и невероятно разбита. Ведь от себя не убежишь, как и от семейных секретов, которые ей предстоит раскрыть.


Дети лихолетья

В августе 42-го герои повести сумели уйти живыми из разбомбленного города и долгие месяцы жили в эвакуации, в степном заволжском селе. Но наконец в апреле 1943-го сталинградские дети стали возвращаться в родной дом и привыкать к мирной жизни — играть, дружить, враждовать, помогать друг другу и взрослым.


Встретимся на высоте

«Встретимся на высоте» — третья книга тюменской писательницы для подростков. Заглавная повесть и повесть «Починок Кукуй», изданные в Свердловске, уже известны читателю, «Красная ель» печатается впервые. Объединение повестей в одну книгу не случайно, ибо они — о трех юных поколениях, неразрывно связанных между собою, как звенья одной цепи. Тимка Мазунин в голодные двадцатые годы вместе с продотрядом заготавливает хлеб в глухих деревнях одной из уральских волостей и гибнет от рук злобствующих врагов.


Я хотел убить небо

«Я всегда хотел убить небо, с раннего детства. Когда мне исполнилось девять – попробовал: тогда-то я и познакомился с добродушным полицейским Реймоном и попал в „Фонтаны“. Здесь пришлось всем объяснять, что зовут меня Кабачок и никак иначе, пришлось учиться и ложиться спать по сигналу. Зато тут целый воз детей и воз питателей, и никого из них я никогда не забуду!» Так мог бы коротко рассказать об этой книге её главный герой. Не слишком образованный мальчишка, оказавшийся в современном французском приюте, подробно описывает всех обитателей «Фонтанов», их отношения друг с другом и со внешним миром, а главное – то, что происходит в его собственной голове.


Дорога стального цвета

Книга о детдомовском пареньке, на долю которого выпало суровое испытание — долгая и трудная дорога, полная встреч с самыми разными представителями человеческого племени. Книга о дружбе и предательстве, честности и подлости, бескорыстии и жадности, великодушии и чёрствости людской; о том, что в любых ситуациях, при любых жизненных испытаниях надо оставаться человеком; о том, что хороших людей на свете очень много, они вокруг нас — просто нужно их замечать. Книга написана очень лёгким, но выразительным слогом, читается на одном дыхании; местами вызывает улыбку и даже смех, местами — слёзы от жалости к главному герою, местами — зубовный скрежет от злости на некоторых представителей рода человеческого и на несправедливость жизни.