Масса Причера - [2]

Экспресс набрал обычную скорость — триста километров в час, — и Чаз расслабился в коконе безопасности, наблюдая, как исчезает в сгущающихся сумерках щебеночная насыпь. На мгновение в темноте сверкнули глаза какого-то зверя. Животные оказались невосприимчивы к гнили, за сорок лет ученые так и не смогли объяснить, в чем тут причина. За окном окончательно стемнело, и Чаз теперь видел лишь освещенное нутро вагона, отражавшееся в стекле; подобно призраку, отражение следовало за поездом. Он видел также и себя — невысокого человека в комбинезоне, с копной черных, прямых волос и сердитым выражением лица, не покидавшим его даже тогда, когда он и не думал сердиться...

По рядам пассажиров передавались подробности происшедшего.

— Еще до того, как они увидели диверсанта, инфракрасный радар засек его за поворотом, прямо сквозь деревья, — рассказывал человек, висевший в коконе рядом с соседкой Чаза. Он обращался к пассажирам ближних рядов. — Правда, на экране этот предмет своими размерами соответствовал дорожному ремонтному агрегату. Поэтому они сбавили скорость и на всякий случай включили компьютер ракетной установки. И как только компьютер получил четкое изображение и идентифицировал диверсанта, установка дала залп и сбила дрезину с полотна.

Человек повернул голову, чтобы взглянуть на ряд, в котором находился Чаз.

— Тут поступило предложение провести небольшое молитвенное собрание и покаяться вместо диверсанта, — сообщил он. — Кто-нибудь желает присоединиться?

— Я! — быстро откликнулась женщина.

Так, и эта из неопуританок, неприязненно подумал Чаз. Он отрицательно покачал головой, и мужчина отвернулся. Немного погодя показался стюард. Протискиваясь между плотными шеренгами пассажиров, он разматывал высокий — от потолка до пола — рулон тонкой серебристой пленки, которой отделял вертикально пристегнутые тела тех, кто изъявил желание присоединиться к молитвенному собранию.

— Вы оба будете молиться? — Он вопросительно глянул на женщину, потом перевел взгляд на Чаза.

— Я — нет, — сухо ответил тот.

Оградив женщину серебристой пленкой с одной стороны, стюард прошел в задние ряды и немного погодя вернулся, протягивая пленку с другой стороны. Теперь женщина и Чаз оказались как бы в разных купе битком набитого вагона.

Чаз откинулся в коконе и, позволив своим мыслям лениво плыть по течению, уставился в темное окно. До него доносились приглушенные звукоизолирующей пленкой голоса. Собрание выбрало оратора, и тот уже начал свою проповедь.

— ...Вспомните слова преподобного Майкла Брауна, произнесенные им двадцать три года назад. «Все вы — поколение Иова — погрязли в грехах и заслужили страдание за содеянное. И если кара, миновав вас, постигла вашего ближнего, не стоит думать, что он совершил более тяжкий грех, и возмездие обойдет вас стороной. Ваша доля страданий неминуема, и вы лишь получили отсрочку». Все собравшиеся здесь должны помнить слова преподобного Брауна и сознавать свою вину перед страдающей и зараженной планетой. Помните, вы ничем не лучше того несчастного, больного человека, что пытался превратить нас в себе подобных. В знак покаяния начнем с гимна Иова. Все вместе...

В пламени ада пылает планета,

Сожрет ее гниль до основы.

И стала земля прокаженная эта

Обителью ягоды Иова.

Мы Господа молим бессчетные годы,

Мы молим деревья и камни —

Спасти от гниения заблудшую землю...

И всякий, кто верует, — с нами.

В стерильной глухой комнатенке и в келье,

На улицах города молим...

...Чаз заставил себя отвлечься от нескладных слов гимна. И дело не в том, что он в меньшей степени, чем другие, сознавал свою ответственность за судьбу планеты. В его крохотной, почти кубической — шесть на восемь и на семь футов — квартирке в Аппер-Деллс имелся уголок для медитации; там стоял лоток с черной, стерилизованной землей, которую он каждое утро тщательно перебирал. На подносе стояла колба с питательным раствором, в которой рос кристалл ферроцианида калия. Каждый день, утром и вечером, Чаз по полчаса сидел перед кристаллом, погрузившись в медитацию. Однако все его усилия были направлены отнюдь не на искупление грехов человечества и не на то, чтобы избежать случайного заражения гнилью. Тем не менее он весь покрывался потом, затрачивая на медитацию не меньше энергии, чем если бы рыл глубокую траншею.

Чаз концентрировался на развитии дара Гейзенбергова[2] цепного восприятия, чтобы пройти тест для работы на Массе Причера. Тогда бы наконец у него появилась реальная возможность хоть как-то противостоять той напасти, что терзала сбившихся в стадо соплеменников. А покаяние и смиренное принятие своей доли грехов никогда не привлекали Чаза. Он был рожден для того, чтобы бороться, — даже если схватка представлялась совершенно безнадежной.

Проблему дара цепного восприятия Чаз решил уже давно — он сам взрастил его в себе. И теперь Чаз окончательно убедился, что обладает необходимыми способностями для работы на Массе Причера, но по непонятной причине не может проявить их при испытании. Несмотря на то, что сегодняшний тест не отличался сложностью, он снова провалился, уже в шестой раз. Экзаменатор рассыпал на столе сотню рисовых зерен, окрашенных в пять различных цветов, и дал Чазу ахроматические очки.