Маслав - [32]

Когда она окончила говорить, князь быстро повернулся и пошел к дверям. С порога он повернулся к ней.

– Не глупите, если хотите остаться целой! Я вам это в последний раз говорю. Сидите, где вам велят, слышите?

Послышался шум отодвигаемого засова, старуха, как лежала на земле, у ног его, так и не двинулась с места, закрыв лицо руками и распростершись на земляном полу.

Она еще лежала и плакала, когда вошла еще женщина, но не Зыня, а старуха в грубой и бедной одежде, с засученными по локоть рукавами, с растрепанными волосами, прикрытыми грязным платком, на вид еще крепкая и сильная. Нахмурившись она смотрела на лежавшую.

– Эй, ты, слышишь? – громко закричала она. – Пора тебе на покой, старая ведьма! Довольно этих глупостей!

Говоря это она обхватила старуху сильными руками, приподняла ее и бросила без всякого сопротивления с ее стороны на соломенную подстилку в углу. Потом сняла с гвоздя сермягу, покрыла ее, постояла еще и пошла затушить огонь.

Вшебор, не слыша больше ничего, кроме глухих стонов и храпа, задвинул ставень. Испугавшись, как бы завтра не догадались, что он мог подслушать, он повесил на ставень свое платье и улегся в углу на приготовленную ему постель.

На другой день, чуть свет, кто-то постучал в дверь; Вшебор открыл ее и увидел Собка, который пришел развести огонь. В замке уже начиналось движение. В то время день начинался с рассветом и кончался с наступлением сумерек. Когда Вшебор открыл ставень у окна, выходившего на двор, он увидел, что Маслав был уже на коне посреди двора и сам уставлял своих людей, подбирая их по росту, осматривал оружие, а тех, что сидели на конях, заставлял гарцевать перед собой.

Войско это, набранное отовсюду, необученное еще и дикое, казалось все же отважным и способным к выучке. Теперь ему еще не с кем было воевать, потому что рыцарство короля разбежалось во все стороны, а с чехами, превосходившими их в числе и отлично вооруженными, они еще не решались померяться силами. Казалось, Маслав готовился к борьбе, которую он предвидел в будущем. В окно было видно, как князь, объезжая новые полки, то обращался с ними по-княжески, то вдруг, забыв, превращался в простолюдина, каким он и был, и в гневе своем давал волю рукам, уча непонятливых.

Вшебор и Собек, стоявший на ним, наблюдая эту сцену, покачивали головами. Старый слуга то улыбался невольно, то хмурился. Грозный и крикливый голос князя долетал и до них.

Так молча стояли они некоторое время, пока Собек не отвел Вшебора в сторону, тихо говоря ему:

– Нам тут нечего долго оставаться… осмотритесь… и едем назад… Вы уже видели, что у него есть… Это все, что нам надо было знать.

– У него большая сила, а у нас – никакой, – вздыхая, возразил Вшебор. – А мы все же не пристанем к нему, – шепнул старик. – Своими глазами видел то, о чем люди рассказывали… Нам тут нечего больше делать.

Вшебор только кивнул утвердительно головой.

В дверь постучали, и с поклоном вошел Губа.

– Во дворе собраны люди, из которых вам надо выбрать дружину для князя, – сказал он. Кладовая открыта. Князь велел всем слушаться вас, Вас ждут.

Долива волей-неволей должен был следовать за Губой.

Во дворе стояла толпа избранной молодежи, молодец к молодцу, с веселыми лицами, крепкие и самоуверенные. Все они были оторваны от плуга и секиры, не обучены и не усмирены, как дикие кони, только что взятые из стада.

Долива сначала осмотрел их всех, потом начал выбирать. Одни шли охотно, другие убегали, но тут же стоял Губа с дубинкой в руке, и никто не смел ослушаться.

Скоро дружина князя была подобрана, и Вшебор повел ее к вчерашней избушке, где было собрано платье и оружие, и где ждал их старый надсмотрщик. Всего было здесь вдоволь, но подобрать для всех одинаковую одежду и вооружение не было возможности. Награбленное из разных домов и от разных хозяев добро лежало кучами без всякого порядка, и очень трудно было подобрать более или менее сходную одежду для всех. Не успел еще Вшебор покончить с этим, как его позвали к княжескому столу. Здесь снова были пруссаки, которых приветствовали еще более шумно, чем накануне, и с которыми ударяли по рукам в замке вечного союза.

Вшебор наблюдал издали за этим братаньем и слышал, как кунигас рассказывал Маславу, сколько у него войска, и условливался с ним относительно дальнейших походов. Маслав не скрывал своих планов и намерений.

– С пястами у меня еще не покончено, – говорил он кунигасу.

– Их нет в стране, мы их выгнали, но они заодно с немцами и могут вернуться вместе с ними. Чернь вырезала рыцарство и подожгла их замки, но вся эта погань только разбежалась, а как только оправится, снова соберется вместе. Это еще не конец! Еще есть много нетронутых замков, и не все головы попадали с плеч…

Вшебор побледнел, услышав эти слова и заметив, что Маслав, произнося их, взглянул на него. Итак, завязывалась дружба с пруссаками, а старая вера и языческие боги брали верх над христианством.

Мед шумел в головах, и шум увеличивался; пир продолжался до самого отъезда кунигаса, которого Маслав и его приближенные проводили во двор, где стояли кони. Когда пруссаки, сев на коней, выезжали из замка, множество народа и гусляры с приветственными кликами провожали их за валы. Вшебор стоял, глядя вслед отъезжавшим и прислушиваясь к разговорам толпы, когда Маслав подозвал его к себе и велел привести к нему напоказ подобранную им дружину. Он тотчас же пошел исполнять приказ, но в это время в те двери, через которые он хотел выйти, вошло новое посольство, и князь взглядом приказал ему остаться.