Маски - [74]

– Ну и вышлют, – неважно, – мадам Тигроватко разглядывала горностаевый мех: подбородок на палец; и носом – к Леоночке:

– Нет ничего тут ужасного; он переедет!

Трепала по щечке:

– Фэ рьен![100]

У Леоночки вспыхнули глазки.

В гостиной, завешанной серо-оранжевой шторою, лопнуло:

Две орьентации!

– Нашим друзьям из разведки нет дела до ваших друзей; но и муж… нелегальный, – эк невидаль? Ищут шпионов, – не левых; и пусть: это нас не касается!…

Пальцами мнение ей подавала на лобик: от кубовых губ: – Нет, вы – милочка; в вас – же не сэ куа[101] – шарм… Развлекитесь, – и выгнулась, треснув корсетом, как будто она исполняла испанские танцы: под треск кастаньет.

– Только вот: одеваетесь; я бы, – и из-за ресницы ее желтый глаз оглядел Леонорину талию, – что это? – палец затыкался в грудь, плечи, спину, – для стиля «дэгу»[102], «нихилист» – назовите, как знаете: только штанов не хватает!… К чему безобразиться?

Вдруг:

– В ресторан едем, – что?

Как тигрица ей стиснула талию.

Пырск бриллиантов за окнами снесся: в окошко фонарь, не трезвонивший ветром, мигал.

– Нет, – пошла…

– Не пущу!

И одною рукою – за талию, с тиском; другою, с развернутым веером, – в бок; и ломалася, как балерина; оглядывала черноватой ноздрею; и с треском раздвинула штору.

И —

– «кк-кх» —

– «пф-пф» —

– Пшевжепанский, взяв чашечку с пепельно-серыми бледнями, с золоватыми блесня-ми, заиготал в леопардовый цвет бархатистых и серо-оранжевых стен;

– и заперкавши в чашечку, бросивши чашечку, хохотом лопнул Велес-Непещевич, зашлепываясь в желто-пепельном кресле.

Роланд перед мавром

«Щелк-дзан» – Пшевжепанский вскочил, наклоняясь одной головою; «шлеп-топ» – и Велес-Непещевич, привстав церемонно, одной головою склонился к Леоночке; и – каменел, как мужчина перед непредставленной дамой.

Леоночка, – бросаясь рукой с горностаевой муфтой под мех горностаевой шапочки, рот разевала испуганно, точно она наступила на мерзость; лицо – ее сон, тупо-дикий, больной, где-то виданный, после забытый, но – сон, изменяющий судьбы! Ей будто старинную и позабытую гадину выкинули, чтоб отныне жила она с гадиной этою.

Все – один миг.

– Вы (знакомы уже, – Тигроватко с нее к Пшевжепанскому чертою палкою веера.

Веером: от Непещевича – к ней:

– Познакомьтесь: Вадим Велемирович, – друг!

Шлеп-топ-топ!

– Леонора Леоновна… Тителева.

Непещевицу:

– Конечно.

Леоночке:

– Я – проведу: вам Параша прическу поправит… И – прочее все… Же ву лэсс![103]

И с Леоночкой, павшей в безволие, точно колибри под глазом боа, – с переюрками: в двери…

Молчание – длилось…

– В метель, говорите, – Велес к Пшевжепанскому, щелками тыкаясь в выцветы серо-оранжевых стен.

И вскипело —

– «шш» —

– «ссвв» —

– за стеклом.

– Представляете? Да: шашку выхватил, с ветром рубился, – руками развел Пшевжепанский и носиком клюнул. Велес-Непещевич – за грушу; и – скороговоркой хохлацкою:

– Даже не с мельницей?

Шурш из передней: на них.

– Сослепецкого я понимаю, – влетела «мадам», – он же – рыцарь, – взмах перьев, – Роланд.

Как струна, лопнул в нос Непещевич:

– Для пальцев Роланда – хо-хо – мавританское горло готово… Она – часто к вам?

Влокотяся в подушечку, тускло-оранжевую, Тигроватко в мизинец склонила свой нос:

– Забегает ко мне: утешаться!

Горбок почесала.

– И вы утешаете?

– Да.

Облизнулась.

– О, о, – утешайтесь! Зачем ее тащите?

– Слово дала показать ее – Мирре.

А он перенес подбородок натруженный, – красный квадрат, – справа влево; и красным квадратом оскалился:

– Ну, а пока там она, – покажите же комнату.

– Э'бьэн[104], – идем!

Взявши за руки их, головою взбоднула пространство; и – диким галопом, втроем, – в коридор.

И за окнами пырскали змеи сквозные.

____________________

Галопами – мимо обой цвета кожи боа, мимо пятен, чернеющих в бронзово-темном; вломились во мраки, где может подняться лишь вопль; и – сопели.

И жолоб, укушенный ветром, как вепрь, – хрюкал, брюкал.

Ящик, веревку, мешок и клещи

«Щелк»: все – вспыхнуло: серое, мертвое, тусклое; где пестрота?

– Здесь и есть?

Тигроватко им бросила черною палкою веера:

– Здесь.

– А не слышно?

– Быка зарезай, – черной палкою веера в пасть. – Там же – кухня; а дверь запирают.

– Простите, – минуточку: сам посмотрю, – Непещевич; и – щелк каблуков лакированных: —

– светом —

– безлобо, безглазо —

– он бросился в черный квадрат; и оттуда – безлобо, безглазо – вернулся он: черным квадратом; и залопотал, хлопоча, как кухарка, над гусем ощипанным:

– Вы приготовите ящик, мешок холстяной, но покрепче, веревку покрепче, рогожу, моточек веревочек, гвозди, иглу для зашивки рогожки, клещи… Все тащить – подозрительно будет: шофер… мы с собою привезем нечто маленькое, да удаленькое.

Телефонный звонок.

И Параша, прислуга, влетела:

– Вас спрашивают, – Пшевжепанскому.

Вылетел.

____________________

Став безобразной, мадам Тигроватко казалась совсем индианкою.

– Ну, а зачем вы меня приплетаете: женщину… Разве нельзя – в другом месте?

Велес с разволнованным, бабьим, с каким-то слюнявым лицом заваракал, как старый фагот, в аллегретто пустившийся хриплым «пьяниссимо»:

– Негде: везде наблюдают… От вас он – на фронт: в запакованном виде… Захватим на улице; и – с ним: сюда… Вы отпустите вашу прислугу, конечно; уедете сами; ключ – нам, чтоб Лебрейль с чемоданом приехала, – с визою, сертификацией, паспортом; место, купе, будет занято; не Булдуков, – ваш Роланд постарается; в «Пелль-Мелле» знают, что может в любую минуту исчезнуть: на фронт… Такова его миссия, данная Фошем: се-крет-ней-шая-я… Больше – негде: везде следит око; а арестовать – невозможно: посольство, английское, тотчас вмешается… Фронт же, – там пули, там газы… Уехать живым ему нужно отсюда… И только отсюда!