Маски - [16]

____________________

И —

– в халате подпрыгивал: под болевыми ударами, дико истерзанный, брошенный, с выжженным глазом —

– О! —

– О! —

– И —

– «брень-брень»! —

– отзывались стаканы в буфете: в квартире пустой, окровавленной.

____________________

– Не мудрено, что рехнулся… Все ясно: грабитель пришел, мучил, требовал выдачи… Частью, – бумаги пропали: чердак поджигали потом, чтоб скрыть, вероятно, следы… Суть не в этом: грабитель, германский шпиончик, не знал, что работает на Вашингтон; он – надутая кукла… Я, – ну-те, – случайно знавал его в молодости: это – некий Мандро, спекулянт… Имя не говорит – ничего?

– Ничего!

Вдруг дрожа, – с разволнованным шопотом: Тителев:

– Вы при Леоночке имени этого – не повторяйте… И снова с небрежностью:

– Суть же не в этом!…

В воротах, шагах в тридцати, в перепыхе, и прячась под шляпой с полями, – блеснули очки: без лица; носом – в шарф:

– Извиняюсь…

– Вам что?

– Комнат нет?

Носом мырзает: с холоду.

– Вы объявление читали?… А?… Нет его?… Значит, и комнат…

Спиною к очкам.

– Извините.

– Пожалуйста.

И – нет очков под воротами.

– Суть, повторяю, не в том, что истерик развинченный, схваченный, был не в себе, а суть в том, что его подменили в тюремной больнице, запутавши номер и похоронивши под номером – да-с: сумасшедшего; где-нибудь прячется он!…

И увидя, что брат, Никанор, подставляя лопатки, трясется от плача:

– Придите в себя… Вы не маленький… Я ж отвечаю на пункты, на ваши… Второй пункт: откуда я знаю? Ячейки: в России, на западе: всюду-с!

– Так вы – политический?

– Кто же еще? Ну-с, а дом-с резонансами? Ну, а – чеканка монет: xoxoxо!

Никанор от стыда стал малиновый:

– Вы – так чч-то: вы – не подумайте!

– Я и не думал, а я выяснял, на вас именно, – чисто ль работаем; ну-те, допустим, вы шпик; и, допустим, живете у нас; и, допустим, – не видите, не замечаете… А вы заметили, как Химияклич, в ту ночь ночевал, проезжая из Перми: в Лозанну…

«Толстяк» – Химияклич? «Толстяк» – псевдоним, знаменитейший, – Якова Яклича Химикова, и больного, и старого, все же гремевшего юно статьями. Да кто ж их не знает? Кто их не читал?

А он-то, он-то?

– Простите, меня!

– Мы себя проверяли на вас.

Тут же – с горечью:

– Здравствуйте, – руки разбросил, – фальшивомонетчики: милости просим… – раскланялся, кепку сорвав. – А по-моему, – мы-то и боремся против фальшивых монет всего мира… Пункт пятый: Ивану Иванычу здесь – безопасней всего… – И рукой охватил буераки он: – Организация будет следить… Око зоркое – тоже появится, как эти самые – из подворотни: являлись сейчас… К тому времени мы ликвидируем стуки: уже типография переезжает: выносится шрифт: прокламации, – не ассигнации… Тоже хорош! Впрочем, – к этому времени руки шпионов – оторваны будут; и это все, – трубкой в репейники, – рухнет.

– Что?

– Все.

____________________

– Ставка, армия, – ну-те, – судопроизводство, Россия, Германия, Франция, Англия: все!

Десять пальцев разинулись:

– Мы возьмем власть! – десять пальцев зажалися.

– Ясно?

И кепку надвинувши, руку засунув в карман, Никанора Иваныча – носом на землю с луны он швырнул; и – пошел с перевальцем, обидным таким: под ворота.

Тут щелкнул подъезд: точно мыщерка, —

– черная дамочка – с плоским листом, как у кобры, конечности, а не с полями увенчанной черным пером черной шляпы, закрыв лицо муфточкой —

– вылизнула, —

– как змея, —

– на змеящемся

хвостике, – а не на шлейфе.

– Куда, Леонорочка?

Бледный, как мел, подбородок ее показал – лишь улыбку: безглазую; черным пером черной шляпы боднула, как козочка: преграциозно:

– Не спрашивайте!…

– К офицеру, —

– как эхо, —

– в мозгу Никанора мелькнула откуда-то шалая мысль.

Муж не знает, – куда.

До нее ль?

____________________

Трески трестов о тресты: под панцирем цифр; мир – растрещина фронта, где армии, —

– черни железного шлема, —

– ор мора:

– в рой хлора;

где дождиком бомб бьет в броню поездов бомбомет; и где в стали корсета одета – планета!

Терентий же Тителев, встав с Фелефоковой лысины, перетирая сухие ладошки, все это – в бараний рог выгнет! Как если б из серого неба над серою Сретенкой, ревом моторов и лаем трамваев отвеявши небо, провесилась над дымовою трубою бычиная морда —

– и бзыком, и мыком!

____________________

Не вынесши ассоциации, бросился брат, Никанор, через Двор, за забор; но и тот дом дубовый, и этот дом с розовым колером, угол забора и купол собора, и трубы, и улицы – с окнами, стеклами, с каменной башнею, – вовсе не то, чем молчали, а то, чем вскричали в распухшие уши:

– Мы рушимся, —

– ррррууу: —

– это «Скорая помощь» проехала…

Поздно спасать!

Да и нечего, все – развалилось.

Сестра

Серафима Сергеевна Селеги-Седлинзина бедно жила: и ходила на службу: в лечебницу; ростом – малютка; овальное личико – беленькое, с проступающим еле румянцем: цвет персиков!

Ветер – порывистый, шквалистый, шаткий; калошики, зонтик – пора! И – несется: кой-как, через двор, под воротами, – одолевать серо-карий забор, закричавший под ветром, под палевый домик; ух – рвет! Покраснел кончик носа! Винтяся, с бумажкою свитыши пыли играют, ввиваяся за угол; от трех колов – рвет рогожу под домом, где писарь лентяит в пустом помещении (часть разошлась по Москве, чтоб висеть на подножках трамвая).