И сейчас же за ним:
– Руки вверх!
В дверях – дуло; и – шашка.
И брат, иронически локти под боки, ладони подбрасывает, вздернув плечи – на брата, Ивана:
– Белиберда, брат!
Серафима, простерши ладони свои, – без иронии:
– Я – принимаю.
Он, не поднимая руки, не повертывая головы к наведенному дулу, кровавым изъятьем смотрит в окошко, не слыша удара чудовищного, от которого – вдребезги стекла; он ими осыпан; он не осязает мороза из рамы пустой.
Он не видит —
– как крыша взлетает под небо, как дым выбухает, бросаяся с нею, как рушится ржаво рыжавый косяк, вместе с жолобом, с кремово-бледным веночком!
____________________
Так все, что любило, страдало и мыслило, что восемь месяцев автор словесным сплетеньем являл, вместе с автором, – взорвано: дым в небесах!
Что осело, что – пырснью отвеялось? Кто – уцелел, кто – разорван?
Читатель, —
– пока: —
– продолжение следует.
Кучино. 1 июня 30 г.