Маскарад в лунном свете - [126]

— Я? — Она так резко вздернула голову, что шляпа ее едва не свалилась. — Не будь смешным, Донован. Я для Вильяма лишь зеленая девица, только что начавшая выезжать в свет. Может быть, друг, не более того. Он не может знать, что я стою за всем этим, и…

— Он знает, Маргарита, — оборвал ее Томас на полуслове, и она вдруг вспомнила странное поведение Вильяма на музыкальном вечере, когда он почти что предложил ей стать его женой. Похоже, Вильям видел в ней не только «друга». Итак, сначала мать, а теперь и дочь? Возможно ли это? Однако Доновану было об этом неизвестно, и она не станет давать ему в руки дополнительное оружие, которое он непременно обратит против нее, желая удержать ее в Чертси. К тому же, какая могла быть связь между очевидной склонностью Вильяма к женщинам Бальфур и убийством ее отца или Ральфа?

— И что же ему известно, Донован? — спросила она, стараясь держаться так, чтобы между ними всегда был стол. На мгновение у нее мелькнула мысль, пригрозив ему пистолетом, заставить его пропустить ее к двери, но она тут же ее отбросила. Он только посмеется над ней… и вот тогда ей действительно захочется его пристрелить.

— Он знает о нас, Маргарита, — ответил Томас, садясь на край стола. — Ему сказал об этом Ральф.

— Что? Как? Когда? — Маргарита потерла лоб, пытаясь понять, потом пожала плечами, не желая показывать Доновану, как это ее расстроило. — Ну, это не столь уж и важно. Мне все равно. Какое, в сущности, имеет значение, если Ральф знал о нас, если он видел нас вместе в ту ночь возле конюшен за домом? И какое имеет значение, если сейчас о нас знает и Вильям? Я весьма сомневаюсь, что это разбило ему сердце.

— Не сердце, Маргарита. — Томас пристально посмотрел на нее. — Однако, как мне кажется, это ранило его гордость. Помнишь, я говорил тебе о своем разговоре с Мейзи? Так вот, она рассказала мне о том, как умерла твоя мама. И я думаю, это был Лейлхем, кто разговаривал с ней в лабиринте. А теперь, судя по некоторым замечаниям Мэпплтона и Перри, объектом его нежных чувств стала ты. Похоже, именно по приказу Лейлхема остальные члены «Клуба»и крутились постоянно возле тебя. Он хотел быть уверенным, что никто не ухаживает за тобой с серьезными намерениями.

— В довершение всего ты меня еще и оскорбляешь! Ты намекаешь, что в действительности ты совсем не был увлечен мною? — Не успели, однако, эти слова соскользнуть с ее губ, как Маргарита поняла, что ее попытка разыграть из себя этакую оскорбленную невинность просто смешна, и быстро отвела глаза. Ладно. Но он во всяком случае, был не единственным в этой комнате, кто умел логически мыслить. — Ну, если ты настаиваешь, Донован… Я… я думаю, это возможно. Но это совсем не означает, что Вильям считает, будто я имела отношение ко всем этим несчастьям, постигшим его приятелей и…

— Послушай, Маргарита, уже поздно, и я чертовски устал. Мне не хочется сейчас вдаваться в подробности, но Вильям, я уверен, полагает, будто это я, с твоей помощью, свалил их всех, а его самого поставил в положение, когда ему ничего другого не остается, как только согласиться со всем, что я от него потребую, так как в противном случае исповедь Хервуда будет передана мною в правительство. Так что в данный момент граф весьма разгневан и напуган… и, несомненно, ничего так не желает, как видеть нас обоих мертвыми.

— Извините, что опоздал, мистер Донован, и прибыл лишь к концу вашей беседы. Но то, что мне удалось услышать, было в основном верно. Да, я весьма разгневан, и вы двое очень скоро будете мертвы. Однако я нисколько не напуган. Страх является абсолютно непродуктивной эмоцией.

— Вильям! — Маргарита похолодела, увидев в дверях графа Лейлхема, в каждой руке у которого был направленный на них пистолет. Он был в темно-синем вечернем костюме и выглядел совершенно спокойным, очевидно вполне уверенный в своем превосходстве.

— Никто иной, ты, неблагодарная маленькая шлюха, — проговорил он, слегка повернув голову в ее сторону. — Я не хотел верить Ральфу, пока не увидел своими глазами, как Донован карабкается к тебе в спальню по водосточной трубе. Я был потрясен, потрясен до глубины души.

— Черт! — выругался Томас, кляня себя на чем свет стоит. — Как это я не заметил вашего герба на той карете.

— Вы меня весьма обяжете, Донован, закрыв свой глупый американский рот. Благодарю вас. Так, о чем я говорил… Ах, да. Это было для меня ужасным потрясением, но я с ним в конце концов справился. Я собирался положить к твоим ногам весь мир, Маргарита, разделить с тобой все, что у меня есть. Но ты оказалась дурой, такой же дурой, как и твоя мать. Похоже, вас, женщин Бальфур, привлекают лишь мужчины ниже вас по положению. А Виктория, как выяснилось, была к тому же еще и слабой женщиной. Такой ее сделал Жоффрей. Мне следовало бы это знать, но я надеялся, что она все же сможет внять голосу разума. Однако я ошибся. Виктория была уже неспособна измениться. Одно слово правды — и она тут же упала в обморок! Когда я возьму власть в свои руки, все слабые, все неполноценные будут тут же уничтожены, и тогда мне не придется больше о них беспокоиться. И сегодня я начну осуществление этого плана с вас, дети мои.