Маскарад - [95]

Лоредан ничем не выдал себя. Даже не моргнул глазом. Он был до мозга костей политиком и поэтому опытным актером. Он умел контролировать выражение своего лица.

– Мое милое дитя, – сказал он, убирая руку. – Вы фантазерка. Я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите.

– А что скажете об этом? – Она указала жестом на его руку.

– След от рапиры. Я получил его, еще будучи мальчиком. Глупая ошибка… ложный выпад, и партнер пронзил мне руку. В Венеции подобный шрам есть у нескольких мужчин.

– На правой руке? – сдвинула она брови. – Конечно, большинство мужчин предпочитают действовать правой рукой и именно в правой руке они держали бы рапиру. Но вы левша, и ваша правая рука была свободна и незащищена.

Нет, синьор, я знаю правду. Мне все равно она стала бы известна. Ваш голос, манера говорить, ваши движения. Когда мы встретились… я обрадовалась, что снова нашла вас. Я обязана вам. Но когда Флабонико назвал ваше имя… я даже не знала, что думать. Я очень смутилась и испугалась. Однако скоро поняла, что мне нечего бояться. – Она выпрямилась. – Клянусь вам, никто не узнает нашего общего секрета. Раскрыв вас, я обвиню и себя. Разве не так? Ведь в конце концов я тоже способствовала побегу. Я бы не призналась вам и сейчас, если бы не была уверена, что тогда именно вы были моим сообщником. Но я должна знать, почему вы поступили так. Вы доверитесь мне?

Алессандро пожал плечами и отодвинулся от нее.

– Я видел его в камере. Он предположил, что находится там не потому, что совершил предательство, а потому, что совратил мою жену и сбежал с ней. Он, конечно, сказал правду. После того как они бежали вместе, меня вызвали к себе инквизиторы и тщательно и подробно расспросили о том, что произошло. Они были счастливы, что избавились от него. Но для них немалое значение имел тот факт, что этот человек скрылся вместе с женой одного из венецианских дворян. Они спросили меня, хочу ли я, чтобы их двоих доставили обратно, притом тайно, еще до того, как все станет известно, и предложили, чтобы я объяснил ее отсутствие вымышленной болезнью. – Алессандро сжал кулаки. – Да, я хотел заполучить ее обратно. Хотел его смерти. Я знал о его связях с якобинцами и уговорил себя, что он в любом случае заслуживает виселицы. Потом увидел его в камере. Он спровоцировал меня на то, чтобы я напал на него. Во второй раз в жизни я потерял контроль над собой. Я убил бы его голыми руками, если бы стражники не оттащили меня. Его должны были умертвить, потому что я не смог сохранить любовь своей жены. Он знал это, – продолжал Лоредан. – Знала и она. И я знал. Я хотел, чтобы она вернулась ко мне. Я решил, что, если он останется жив, она не сможет обвинить меня в убийстве ее любовника. Такого преступления она бы мне не простила. Никогда! И я решил освободить его. Я слышал о попытках де Планше выяснить истину. Разыскал вас. Я узнал вас в театре, но мне и в голову не приходило, что вы узнаете меня. Я был восхищен. Вы оказались красивы и талантливы и поднялись так высоко силой вашей неукротимой воли. Мне понравилось это. Я… гордился вами. И захотел узнать вас поближе.

– Вы ее еще любите? – сочувственно спросила Лиа. Алессандро подошел к открытым окнам, взглянул на крыши домов, потом поднял лицо к небу. Его глаза сияли.

– Она подобна ветру, подобна воздуху, которым я дышу. Ускользает, но и составляет самую суть жизни. Ее невозможно определить, невозможно пленить. Без нее я бы погиб. Я поступал по отношению к ней непростительно жестоко. И двигала мною любовь. Абсурдно. Она испытывает ко мне большее, чем когда-либо раньше, отвращение. У меня нет ни малейшего шанса завоевать ее, но я никогда не разрешу ей уйти.

– Но ведь еще не поздно… поговорите с ней… попросите простить вас.

– Поговорить? – Алессандро горько засмеялся и вернулся в комнату. Он погрузился в кресло и наклонился вперед, положив локти на колени. – Как поговорить с ней? За шесть лет, с момента рождения ребенка, мы едва перемолвились словом. Как незнакомцы проходим мимо друг друга.

Лиа подошла к Лоредану сзади и положила руки на его плечи. Отвела его длинные волосы со лба. Он вздохнул и закрыл глаза.

– У меня никогда не было сил поговорить с ней… – сказал он. – С того самого момента, когда я в нее влюбился, а потом уже было поздно. Образовалась пропасть. Я не могу разговаривать с ней. Я оцепенел и онемел. Стал косноязычен, как школьник, или напыщен. Я испытываю ужас при мысли, что она будет издеваться надо мной или рассмеется в лицо.

– Понимаю, – произнесла Лиа. – Почему так ужасно быть высмеянным человеком, которого любите?

Долгое время они молчали. Он находил успокоение в ее теплоте и близости. Она же думала, в каких дураков превращаются мужчины и женщины из-за любви.

– Разве это не глупо? – прошептала она, поглаживая его виски своими сильными пальцами. – Мы жалуемся на то, что могло бы быть. Время подумать над тем, что существует сейчас.

Она обошла вокруг и встала на колени около кресла. Он, глядя па нее сверху вниз, улыбнулся.

– Быть может, нам надо влюбиться друг в друга, – предложила она. – Хорошая идея? Это пошло бы всем на пользу! И если даже не получится… Мы притворимся. – Она наклонилась вперед и мягко поцеловала его.