Маскарад лжецов - [129]

А тут еще внук моего господина вернулся в родное гнездо, чтобы обучаться управлению поместьем. Он был всего на год старше Жофре, тем не менее юноши с первого взгляда приметили друг друга. Старый лорд не видел в том вреда. Его внук отличался мягкостью нрава и склонностью к наукам и был более расположен к духовной карьере, чем к управлению поместьем. Он не слишком ладил со своими сверстниками, и поначалу дед поощрял мужественные забавы друзей: конные прогулки, соколиную и псовую охоту. Однако вскоре до ушей старого лорда дошли слухи о том, что дружба между юношами переросла в нечто иное. Ты же помнишь, как трясутся господа над своими наследниками.

Мои губы тронула кривая ухмылка.

— Им дела нет до склонностей младших сыновей, которых всегда можно отправить на войну или отдать церкви: и там, и тут нелюбовь к женскому полу мало кого волнует. Но наследник должен жениться.

Родриго кивнул.

— И не только поэтому. Уверен, что в юности, до того как долг позвал его в супружескую постель, старый лорд и сам не гнушался мальчиками. Выбор у знатного юноши невелик: добродетель благородных девиц берегут пуще глаза, так что их сверстникам остается довольствоваться ласками друзей или простолюдинок в городских банях и на дворцовых кухнях. Главное, что беспокоило старого лорда, — слухи, потому что Жофре и его друг забыли о благоразумии. И тогда мой хозяин постарался сделать все, чтобы отвлечь внука от Жофре, который не придумал ничего лучше, чем топить свое горе в вине и азартных играх. Вскоре примеру Жофре последовал и его дружок.

Теперь мне стало понятно, почему этой истории не суждено было кончиться добром. Лишь одно беспокоит господ сильнее, чем нежелание сыновей произвести на свет наследников отцовских состояний, — боязнь, что состояния эти наследники промотают в бесконечных пьянках и кутежах.

— Хозяин велел мне выгнать ученика, иначе он сам меня выгонит, однако к тому времени я успел привязаться к Жофре. Я полюбил его, хотя и не так, как Жофре любил мужчин. Мое чувство было куда глубже: Жофре был так красив и талантлив, так полон жизни, так юн! Мое тело старело, мой невеликий талант истощался. Я видел, что не за горами время, когда пальцы мои ослабеют, а голос превратится в старческое дребезжанье. Но я мог сделать великого музыканта из Жофре! Мне хотелось защитить его от невзгод, научить любить себя, показать, что он прекрасен, каков есть!

На лице Родриго появилось молящее выражение.

— Пойми, камлот, прогнать Жофре мне было не легче, чем отрубить собственную руку. Я умолял хозяина позволить мальчику искупить вину, обещал, что не буду сводить с него глаз, однако старый лорд не хуже моего знал, что нельзя остановить волну, готовую разбиться о берег. Этих двоих следовало разлучить, и вот пришлось нам с Жофре убираться подобру-поздорову.

— И вы ушли, куда глаза глядят.

— В замке моего господина хватало бездельников, проводящих дни и ночи за игрой и пьянством. Я думал, что вдали от соблазнов Жофре изменится. Увы, я ошибся. Жофре был несчастен и находил забвение в кутежах. Я не знал, как остановить его. Поверь мне, камлот, я все перепробовал! Даже... даже выпорол его, тогда, в сарае, да, впрочем, ты и сам, наверное, догадался.

Мне не хотелось еще больше расстраивать его, признаваясь, что это случилось на моих глазах.

— Думаю, у тебя не было выбора, и на время, кажется, порка помогла.

— Пока Зофиил не начал измываться над Жофре.

— Поэтому ты его убил?

Долгое время Родриго молчал, пристально всматриваясь в темнеющие болота. Мне показалось, что он не собирается отвечать, но внезапно он выпалил:

— Тогда, у реки, я не лгал. Я не мог больше выносить того, как Зофиил обращается с Сигнусом, но из-за этого я не стал бы убивать. А вот когда я узнал, что Зофиил был священником...

Голос Родриго окреп.

— Я убил Зофиила потому, что во всех бедах виноваты они: попы и продавцы индульгенций. Им ненавистно все юное и прекрасное, все невинное и беззащитное. Христос явил нам сострадание, явил нам милосердие, а они используют слово Божье, чтобы мучить тех, кого должны защищать, заставляя стыдиться того, что прекрасно. Они хотят, чтобы мы презирали собственную природу.

В мире хватает жестокости, камлот, не мне говорить тебе об этом. Люди грабят, убивают, мучают тех, кто слабее их, но даже в этом остаются честны. Они не прикрываются словом Божьим, не доводят своих жертв до отчаяния, утверждая, будто действуют из любви к ним. Грабители и убийцы вершат злодейства в этом мире, не обрекая жертвы на вечные муки в ином. Так поступают только попы да епископы!

В лице Родриго проступило ожесточение.

— Они говорят, что человек был создан по воле Господа, а сами наказывают его за то, что он таким родился. Говорят, мы являем собой образ и подобие Божье, а каково оно, это подобие? Мужчина с голосом ангела, любящий мужчин, — такой, как Жофре? Сигнус, имевший столько веры и любви, чтобы вырастить лебединое крыло? Или Зофиил, соглядатай Божий? Камлот, я ведь все про него знаю! Евреи рассказали мне. Это он нашептал Господу, что Адам и Ева отведали запретный плод. Это он охранял Древо Жизни с огненным мечом, не подпуская никого к райским вратам. Если Зофиил — образ и подобие Божье, мне не нужен рай, ибо я выбираю ад.