Маска свирепого мандарина - [2]

Шрифт
Интервал

Но даже это его до конца не удовлетворило, и за икрой последовали два толстых ломтя хлеба из непросеянной муки и банка с крабовым мясом из Японии.

«Мясо? — усомнился он, недоверчиво поджав губы. — Мясо? Мясо? Мясо?»

«„Ордо Брахаюра“, — пробормотал он с набитым ртом. — „Скребущие по дну немого моря“, как выразил современный бард.[1] Мясо? Ммм… да, да, вероятнее всего. Другого слова тут не подберешь».

Наконец, процесс насыщения завершился. Он отнес тарелку и вилку в раковину, намылил, тщательно промыл пальцами в еще теплой воде из кастрюли. Закончив, взглянул на свои ручные часы (гарантия от всех превратностей климата, несчастных случаев и интенсивного облучения).

Семь. Пора.

Так и есть. Через несколько секунд за стеной щелкнул замок и скрипнула дверь соседней квартиры; немного погодя оттуда поползли звуки мрачно-напыщенной декламации, отмечая очередное появление «Времен славы» на голубом экране, а потом послышался громкий плеск. Роджерс недавно обзавелся полноценным душем, во-первых, чтобы нормально спать по ночам, а главное, потому что считал такие вечерние процедуры признаком высокого социального статуса. Роджерс трогательно заботился о том, чтобы всегда «быть в первых рядах» и «шагать в ногу».

Шум воды напомнил о чем-то Коду, он перевел взгляд на корабельный телескоп, установленный на треноге возле подъемного окна. Как раз сейчас девица напротив тоже принимает душ. Изо дня в день она с неизменной готовностью демонстрирует всем желающим красоту этого волнующего процесса. Он щелкнул выключателем и припал к линзе. Но сегодня его ждало разочарование. Хотя в ее квартире горел свет, задернутые шторы безнадежно скрывали все, что там происходило. Без сомнения, к ней явился гость. И поскольку другие окна тоже никакого интереса не представляли, Код направил трубу вниз, чтобы полюбоваться на сладкую жизнь жителей особняка. Здесь, как всегда, шла вечеринка, но он видел только тени — тени людей и бокалов. Во дворе стояли два «Ягуара», «Бентли» и грушеобразная «Хили» с младенческой мордашкой капота. Под дождем машины блестели, как покрытые слизью рептилии; почти все уличные фонари распространяли уже не розоватый, а оранжевый свет.

Код оторвался от телескопа и вперил задумчиво-мечтательный взгляд в стакан с коньяком. Наконец его лицо озарила счастливая улыбка творца, которого посетила муза. Он потянулся к книжным полкам, извлек лежавшую между «Анатомией» Грея и «Венерами на орбите» (с объемными иллюстрациями) небольшую записную книжку черного цвета. Раскрыл ее, торопливо занес строки, возникшие в порыве вдохновения:

«Леденец мне не в радость,
Бренди — вот моя сладость
(цвет как детская гадость).
Если жизнь стала в тягость,
Возвращает мне младость»

Он заботливо прикрыл линзу телескопа защитной крышкой, включил свет и задернул занавески. Потом выбрал дюжину книг и положил на тумбочку рядом со стаканом, сифоном и бутылкой. Опять повалился на постель, вытащил томик из стопки и стал читать.

Вскоре процесс полностью захватил Кода. Он увлекся не интересным сюжетом, а почти ритуальным процессом познания чистого познания ради, потому что любил изучать несколько разных произведений почти одновременно.

Он пролистал начало книги, отложил, взял второй томик — пробежал глазами указатель и названия глав, третий просмотрел полностью, правда, быстро, вчитываясь в отдельные места по собственному выбору. Иногда он начинал с последней страницы, иногда с середины. Если попадался учебник, например по кибернетике, или, скажем, астронавигации, мог остановить свое внимание на формуле и вывести ее самостоятельно на клочке бумаги, либо оторваться от книги и немного полежать, обдумывая любопытную экстраполяцию. Его жажда знаний не знала предела, а библиотека включала произведения любого жанра и направления, художественные и научно-популярные, fiction и non-fiction (по его просвещенному мнению такое деление являлось весьма сомнительным).

Какова цель этого педантичного в своей хаотичности поиска? Что он хотел найти?

Ничего. Просто способ расслабиться и очистить рассудок перед тем, как посвятить себя настоящему делу. Именно такая работа, подлинное научное исследование, снова ждет его сегодня.


Одиннадцать-тридцать вечера. Жизненная активность нации снизилась до минимума, укрощенная телевизором. Население района готовилось отойти ко сну.

Код отложил последнюю книгу из стопки. За стеной снова послышался плеск. Сосед чистит зубы. А теперь… Если к Роджерсу вечером никто не приходил, он неизменно компенсировал отсутствие полноценного общения вербальным доказательством своей коммуникабельности.

«Спокойной ночи, старина», — донеслось до Кода из-за разделяющей их стены. «Спокойной ночи», — откликнулся он.

Код часто размышлял, по какой тайной причине Роджерс произносит эту фразу. Скорее всего, хочет убедиться, что не одинок, успокоить себя тем, что рядом сосед. Как сильно он нуждается в таком утешении!

Код для верности подождал еще несколько минут, пуская колечки дыма и любуясь на их грациозное движение к потолку. Уверившись, что Роджерс лег спать, поднялся, подошел к платяному шкафу. Пора. Он извлек длинный белый лабораторный халат, резиновые перчатки. Облачился во все это. Приблизился к Машине, опустился на стул.


Рекомендуем почитать
Жар под золой

Макс фон дер Грюн — известный западногерманский писатель. В центре его романа — потерявший работу каменщик Лотар Штайнгрубер, его семья и друзья. Они борются против мошенников-предпринимателей, против обюрократившихся деятелей социал-демократической партии, разоблачают явных и тайных неонацистов. Герои испытывают острое чувство несовместимости истинно человеческих устремлений с нормами «общества потребления».


Год змеи

Проза Азада Авликулова привлекает прежде всего страстной приверженностью к проблематике сегодняшнего дня. Журналист районной газеты, часто выступавший с критическими материалами, назначается директором совхоза. О том, какую перестройку он ведет в хозяйстве, о борьбе с приписками и очковтирательством, о тех, кто стал помогать ему, видя в деятельности нового директора пути подъема экономики и культуры совхоза — роман «Год змеи».Не менее актуальны роман «Ночь перед закатом» и две повести, вошедшие в книгу.


Записки лжесвидетеля

Ростислав Борисович Евдокимов (1950—2011) литератор, историк, политический и общественный деятель, член ПЕН-клуба, политзаключённый (1982—1987). В книге представлены его проза, мемуары, в которых рассказывается о последних политических лагерях СССР, статьи на различные темы. Кроме того, в книге помещены работы Евдокимова по истории, которые написаны для широкого круга читателей, в т.ч. для юношества.


Монстр памяти

Молодого израильского историка Мемориальный комплекс Яд Вашем командирует в Польшу – сопровождать в качестве гида делегации чиновников, группы школьников, студентов, солдат в бывших лагерях смерти Аушвиц, Треблинка, Собибор, Майданек… Он тщательно готовил себя к этой работе. Знал, что главное для человека на его месте – не позволить ужасам прошлого вторгнуться в твою жизнь. Был уверен, что справится. Но переоценил свои силы… В этой книге Ишай Сарид бросает читателю вызов, предлагая задуматься над тем, чем мы обычно предпочитаем себя не тревожить.


Похмелье

Я и сам до конца не знаю, о чем эта книга. Но мне очень хочется верить, что она не про алкоголь. Тем более хочется верить, что она совсем не про общепит. Мне кажется, что эта книга про тех и для тех, кто всеми силами пытается найти свое место. Для тех, кому сейчас грустно или очень грустно было когда-то. Мне кажется, что эта книга про многих из нас.Содержит нецензурную брань.


Птенец

Сюрреалистический рассказ, в котором главные герои – мысли – обретают видимость и осязаемость.