Маска - [132]

Де Вильмс опустил глаза.

— Я же говорил тебе, это связано с моей семьей. Он ужасно поступил со мной. Больше я тебе ничего не могу сказать. Я думал, ты мне доверяешь, Вендель.

— Доверяю, — поспешно заверил его Вендель.

Мертен казался огорченным, и Вендель устыдился своих подозрений.

— Просто меня это удивило. К тому же я до сих пор не понимаю, как нам поможет тайна де Брюса. Даже если мы пойдем с этим к герцогу Ульриху и он нас примет, то что будет значить наше слово против слова Оттмара де Брюса? Скорее всего, нас сразу бросят в тюрьму.

— Тогда пусть это будет не наше слово, слово простолюдинов, а слово человека знатного. — На лбу Мертена пролегла глубокая складка.

Вендель с любопытством посмотрел на него.

— У тебя есть кто-то на примете?

Мертен махнул рукой.

— Дай мне два дня. Мне нужно кое-что выяснить. Когда я разберусь с этим, я расскажу тебе мой план.

— План? Ты действительно собираешься противостоять бургграфу, готовому хладнокровно убить любого, кто встанет на его пути? Человеку, который хитер, как лис, и коварен, как змея? Ты хочешь очутиться в пыточной, где ты расскажешь все, что от тебя потребуют? А потом на эшафоте, где тебя раздавят, как лягушку?

Вендель тяжело дышал.

— А ты хочешь остаток жизни подозревать всех, кто когда-либо появится в твоем поле зрения? — Глаза Мертена горели. — Ждать убийц за каждым поворотом? Хочешь, чтобы когда-нибудь месть де Брюса обрушилась на тебя и твою семью? Хочешь, чтобы он прибил к дереву Ангелину и ваших детей? Хочешь прожить пленником родного города до конца своих дней? Если ты этого хочешь, то я завтра же покину Ройтлинген и ты больше никогда обо мне не услышишь.

Вендель сжал кулаки. Безусловно, он хотел привлечь де Брюса к ответственности. С тех пор как он понял, что именно граф подстроил обвинение в убийстве, он хотел избавиться от опасности, нависшей над его жизнью. Но пока его планы оставались всего лишь мечтами. Нужна была отвага, чтобы воплотить их в жизнь.

Он посмотрел на Мертена. С кем еще, если не с этим юношей, с которым он ощущал духовное родство, Вендель мог решиться на столь отважный поступок? Да. Пришло время проявить себя настоящим мужчиной и отправить врага в преисподнюю, где ему самое место.

Вендель налил себе и Мертену вина, протянул другу кубок и опустил руку на его плечо.

— Ты прав, друг мой. Мы должны остановить де Брюса и навсегда прекратить его козни. Я в деле, какую бы роль мне ни пришлось сыграть. За нас! — Они чокнулись. — За нас и наш успех. За погибель де Брюса!

— За погибель де Брюса, — хрипло отозвался Мертен.

* * *

Эберхард фон Закинген протолкался сквозь толпу, собравшуюся у виселицы. Каждый из зевак хотел поглазеть на пятерых повешенных. Мясник Захария, шорник Урбан, мыловар Лукас, щеточник Георг и канатчик Вайт — всех их приговорили к смерти. Виселица поскрипывала, тела болтались в петлях. Лица повешенных исказились в предсмертной гримасе. Стервятники расселись на деревьях вокруг места казни, радуясь предстоящему угощению. Их крики смешивались с восторженными воплями толпы, порождая музыку смерти.

Наконец толпа осталась позади. В отличие от зевак фон Закингена не интересовали пятеро приговоренных — он всего лишь хотел убедиться в том, что их постигла справедливая кара. Линчевание было тяжким преступлением и каралось смертью.

Рыцарь расспросил горожан о рыжеволосой девушке, но никто не знал, что случилось с ней. Большинство жителей Ураха полагало, что она сгорела вместе со стариками. И хотя ее труп так и не нашли, это ничего не значило.

Некоторые говорили фон Закингену, что Мехтильда была ведьмой и потому ее тело провалилось в преисподнюю. Или сам дьявол ее спас. Одна женщина даже пыталась убедить фон Закингена в том, что видела, как Мехтильда в ночь пожара летела на метле над дорогой в Гульбен. Естественно, никто не решился бы повторить такие заявления в ратуше. Горожане осуждали трусливый поступок пятерых убийц, ведь погибло двое ни в чем не повинных стариков, но многие считали, что служанка сама виновата в случившемся.

Эберхард фон Закинген вошел на постоялый двор, где он остановился со своими стражниками. Трактир и комнаты таверны были пусты: все отправились на казнь. Фон Закинген воспользовался подвернувшейся возможностью, чтобы обыскать вещи постояльцев, но не нашел ничего любопытного. Его не интересовали ценные вещи — впрочем, никто и не стал бы оставлять что-то ценное на постоялом дворе. Нет, фон Закинген пытался найти хотя бы какую-нибудь ниточку, которая привела бы его к Мехтильде.

Затем он вернулся в трактир, и служанка — она осталась на постоялом дворе одна — налила ему пива. Рыцарь сел за столик у окна и задумался. Хорошо, что де Брюс не понял истинных причин его интереса к Мехтильде. Истинных причин? Фон Закинген и сам не смог бы объяснить, почему эта девушка так много для него значила. Одно он знал точно — ему нужно увидеть Мехтильду вновь! И чем дольше он оставался в Урахе, тем менее вероятным ему казалось, что Мехтильда — Мелисанда Вильгельмис. Де Брюс был одержим этой девчонкой и поэтому, наверное, видел ее в каждой рыжеволосой девушке. Что касается фон Закингена, то он подходил к делу более трезво. Где Мелисанда пряталась бы все эти годы? Граф искал ее повсюду, и в округе не было ни одной рыженькой девчушки, которую бы он не проверил. То, что де Брюс не оставил поиски Мелисанды Вильгельмис, еще не означало, что она жива. Напротив, фон Закинген нисколько не сомневался в том, что Вильгельмис умерла. Но что ему остается делать? Придется отвести Мехтильду к де Брюсу, другого выбора нет. А ведь фон Закинген хотел заполучить ее сам. Он первый ее нашел. Мехтильда — или как бы ее ни звали на самом деле — принадлежала ему. И она не достанется никому другому!