Маска красной смерти - [49]

Я не говорю ему, что они последовали за мной до самого здания, потому что он так близко, прикасается к моему лицу. Он сжимает меня в нежных объятиях и усаживает на стул, вручая мне ту кружку, которую он держал, когда я вошла.

— Наверное, уже не горячее, но все равно выпей. Твоя рука и колено кровоточат. — Он вытирает кровь с моего колена, прежде чем положить мои руки на стол. Чистой тряпкой он вытирает кровь на моих руках, а затем снимает бриллиантовое кольцо с моего пальца.

Оно выглядит странно на фоне скатерти. Блестящее, нескромное.

— Кольцо не было способом... — говорю я.

— Нет.

Уилл просит Элис принести иглу.

Тикают часы, висящие над раковиной, и я смотрю, как он пытается вытащить занозу. Десять мучительных минут.

Его руки нежные, но всякий раз, когда он дотрагивается до меня, мои нервные окончания вспыхивают. Когда он сосредотачивается на моих руках, его темные волосы щекочут меня.

Я смотрю на кружку, вынуждая себя дышать нормально.

— Вот, — он держит уродливую деревянную щепку. — Так лучше. — Он наклоняется, будто собираясь поцеловать мою руку, но в комнату забегает Элис.

Она крутится, указывая на маску. — Прямо как у тебя, Аравия! — говорит она.

Моя сегодняшняя неудача обрушивается на меня.

Я схватила Уилла и спрятала лицо на его плече.

— У меня была маска, — прошептала я. — Для Генри. Я несла ее тебе, — я вздрагиваю, думая о том, как сильно отличается эта сцена от той, что была в моей голове, когда я представляла, что отдаю коробку Уиллу. — Отец купил ее для Финна.

Уилл тянется к моей руке, но я отступаю, более осведомленная в том, как мало я заслуживаю даже малейшего счастья.

— Я говорила отцу о том, что Генри нужна маска, и он дал мне кое-что драгоценное для него. А я это потеряла.

Я слишком много раз сегодня плакала. Уилл протягивает мне платок, и я прижимаю его к глазам. Я не слишком симпатичная, когда плачу.

— Ты наказываешь себя за смерть Финна, — догадывается он. — Поэтому ты не хочешь взять меня за руку? — его голос до боли нежный. Но я не уверена, как он может так говорить. Иногда этому нет объяснения, даже для меня.

— Я дала клятву.

Я не хочу плакать. Когда вина настолько велика, ты не можешь. Это просто улаживается и остается с тобой, и от этого холодно. Печаль теплая, но вина очень, очень холодная.

— Я пообещала себе, что никогда не буду делать того, что... не делал бы Финн.

— Ты принесла маску для Генри? — в его голосе неуверенность, словно он не позволяет себе поверить, но он слегка улыбается.

— Да, но я спрятала коробку, перед тем как на меня напали. Почему ты улыбаешься?

— Потому что это значит, что мое внимание к тебе не напрасно. Не напрасно ты мне нравишься. Я думал, что же со мной не так, когда наблюдал за тобой в клубе, ожидал разговора с тобой. Я начал презирать себя за такую заинтересованность. Я представлял, что бы ты сказала, когда я проверял тебя, о чем вы с подружкой хихикали.

Это как-нибудь должно было нарушить мою клятву. Я слишком счастлива для этого.

— Я никогда не хихикаю, — говорю я, пытаясь скрыть собственные чувства.

Он усмехается.

— Ты думал, что с тобой не так, потому что я тебе нравилась? — наконец спрашиваю я.

— Ты уже знаешь, что я неравнодушен к девушкам с яркими волосами и глянцевыми помадами, но обычно их притягательность пропадает. За исключением тебя.

Он смотрит в сторону. Его щеки вспыхивают.

— Уильям, — говорит Элис. Безотлагательность в ее голосе поражает меня. — На улице темнеет. Тебе нужно идти на работу после темноты.

Поэтому Уилл не застрахован от опасности на улице. Я не хочу, чтобы он уходил.

— Она права. Мне пора уже быть готовым, но я отвлекся. — Он улыбается медленной, кокетливой улыбкой, и затем снова сдерживает себя. — Прости, — на краткий миг он смотрит вниз, будто взвешивая решение, — оставайся здесь. Поспи. Я скажу соседу, что Элис и Генри останутся дома сегодня ночью. Скажи мне, где ты оставила коробку и я сделаю все возможное, чтобы достать ее. Я не хочу, чтобы твоя отвага и великодушие были потрачены впустую.

Я ощущаю удивление. Отвага и великодушие? Я не отважна и не великодушна, но то, что он так думает — очень мило. Я сообщаю ему номер дома и описываю темную лестничную площадку третьего этажа.

Он дает мне одну из своих рубашек, красную. Она мягкая, когда я провожу ею по своему лицу. — Ты не сможешь спать в этом платье. Надень это и думай обо мне, — кокетливый тон вернулся. Он хмурится. — Я хочу, чтобы ты сделала одну вещь для меня. Подумай об истории про брата, которую ты сможешь рассказать мне. Не о тебе и твоем чувстве вины, а историю, которая прославляет Финна.

Я провожаю его до двери. Прежде чем выйти, он останавливается и сжимает мою руку. Я осторожно поворачиваю каждый замок и проскальзываю в другую комнату, чтобы переодеть платье.

Я надеваю рубашку Уилла через голову и падаю на кровать. Странно снова быть здесь. Его последняя улыбка остается со мной, пока крохотные ручки не касаются моего плеча.

— Ты знаешь какие-нибудь истории? — спрашивает Элис. Ее лицо взволнованное, словно рассказать ей историю это очень важно. Я закрываю глаза. Моя мама часть рассказывала истории. За этим я скучаю больше всего со времен лет в подвале. Финн становился все более больным, но я любила ее истории.