Маска красной смерти - [2]

Наконец-то мы можем продолжить нашу ночь.

Мы заворачиваем за угол, и наше место назначения становится просматриваемым. Появляется легкая депрессия от осознания, что все здания квартала ушли под землю на несколько футов с того момента, как были построены. Воздушный шар привязан к верхушке самого высокого здания. Надпись вы не рассмотрите, но не сложно догадаться, что это метка, обозначающая район.

Это плавающее напоминание. Мы не привыкли изобретать вещи и путешествовать, но если вы можете добраться до места, где привязан шар, и имеете достаточно денег, то можете забыть о смерти и болезни на несколько часов.

— Ты сейчас за миллионы миль отсюда, — говорит Эйприл слабым голосом. Она привыкла, что, когда мы приезжаем раньше, чем было оговорено, я всматриваюсь в стену из дождя.

Я не знаю, почему она ищет моего общества. Она забавная. А я — едва живая. Глядя в пустоту, хнычу во сне. Когда я просыпаюсь, обдумывая смерть, чаще пытаюсь читать, но никогда не заканчиваю начатых книг. У меня внимания хватает только на стихи, а Эйприл ненавидит поэзию.

Что мы с ней разделяем, так это ритуал подготовки, часы нанесения косметики, блеска, приклеивания накладных ресниц. Наши губы накрашены до последнего миллиметра. Глубинное воззрение в зеркало не сильно отличается от изучения токсичной грязи, если разобраться. Она могла бы приобщить к этому кого угодно.

Нет никаких причин, что это должна быть я.

— Этот вечер будет безумным, — говорит Эйприл счастливо. — Вот увидишь.

Люди шепчутся о клубе Разврата в благородных гостиных, точнее в том, что от них осталось, попивая омерзительный чай из фарфоровых чашек, наполовину треснутых. Настоящий чай только импортированный, у нас ничего подобного не было вот уже много лет.

Первый клуб, который мы проехали, носит название «Морг». Он находится на заброшенной фабрике. Люди запаслись кирпичами, еще, когда строители использовали их для постройки домов. Нам не нужно будет ничего строить, пока все заброшенные здания полностью не рухнут, если, конечно, кто-нибудь доживёт до этого времени.

Вереница людей, пытающихся попасть в Морг, вытягивается аж за угол. Я изучаю толпу, пытаясь представить, что они надеются, жаждут приема так, словно от этого зависят их жизни, но на самом деле я слишком далеко, чтобы суметь рассмотреть замаскированные выражения их лиц.

Я и Эйприл бывали здесь часто, но никогда не заходили внутрь. Мы связаны только с клубом Разврата, весь этот район назван в его честь. Членство является эксклюзивным.

Наш водитель позволяет нам выйти на аллее. Дверь никак не помечена и не заперта. Когда мы ступаем в фойе, там везде темно, только несколько пульсирующих красных огней, являющихся частью пола. Не имеет значения, сколько раз мы сюда приходим, огни все равно вызывают любопытство. Я ставлю ногу на первый из них в холле, отыскивая текстуру, отличающуюся от остального пола.

— Аравия, идем. — Эйприл закатывает глаза. Мы снимаем маски и помещаем их в бархатные чехлы, чтобы сохранить в безопасности.

Перед чумой клуб Разврата был открыт только для мужчин. Но, как и везде, большинство членов его умерли.

Наше с Эйприл членство условное, спонсируемое ее братом, которого я никогда не встречала. Мы не можем быть полноценными членами клуба, пока нам не исполнится по восемнадцать лет.

— Сюда, леди.

Я ловлю свое отражение в зеркале и улыбаюсь. На меня смотрит не та девушка, которая была еще утром. Я красивая, поддельная, поверхностная, полная инкогнито. Мое черное платье доходит до лодыжек и выходит с корсета, сделанного из китового уса, который я стянула из гардероба моей мамы. Это не тот наряд, который можно носить на улицу, но я его люблю. В нем я смотрюсь тонкой и по-неземному загадочной.

На мгновение я вспоминаю фигуры, тоже завернутые в черное, и нервно разглаживаю свое платье.

— Могу одолжить пару ножниц, — дразнит меня Эйприл, входя в комнату исследования.

Я смеюсь. Ее собственная юбка художественно обрезана выше колен. Фасоны наших платьев изменились с тех пор, как Болезнь Палача впервые пришла в наш город. Длинные юбки могли скрыть сочащиеся язвы.

Я наслаждаюсь ощущением ткани, обвивающей мои ноги, потом кружусь, разглядывая себя в зеркале.

— Твоя очередь, куколка.

Я поворачиваюсь на бархатный голос в комнате для исследований.

Если быть честной с самой собой, придется признать, что именно эти несколько моментов — причина, по которой я приезжаю сюда неделю за неделей. Перевитые татуировки покрывают его руки, поднимаясь к воротнику рубашки до двойного кольца на горле, концы рисунка скрыты под растрепанными темными волосами. Я стараюсь на него не смотреть. Он мог бы сделать меня счастливой. Его внимание, тень восхищения в глазах... Я не заслуживаю счастья.

— Ты знаешь процедуру. Выдохни сюда, — он протягивает устройство. — Ты заразна на этой неделе?

— Нет. Ни малейшего шанса, — шепчу я.

— О, шанс есть всегда. Ты должна быть более осторожна, — парень нажимает красную кнопку, заставляя устройство фильтровать воздух, выдыхаемый мной. В его руках то, что мне нужно. Я дрожу.

— Ты наслаждаешься этим больше, чем должна на самом деле, — мягко говорит он.