Машинерия портрета. Опыт зрителя, преподавателя и художника - [8]

Бесконечное многообразие нюансов человеческого характера, помноженное на бесконечные возможности графики, создает невообразимое богатство возможностей портрета. Манипуляции с цветом, контуром, тоном, формой заостряют восприятие, усиливая разрыв между тем, что мы видим, и тем, что привыкли видеть. Инструментарий художника может сделать портрет совершенно особым опытом, заставить нас сомневаться во всем, что мы знаем о людях, пережить сильнейшие эмоции. Однако первое впечатление от встречи с героем останется встроенным в общее впечатление от портрета.

:)

Восклицательный и вопросительный знаки некогда произошли от латинских слов loо («ура!», «ба!») и quo («что»), написанных в столбик. Форма этих знаков оказалась замечательно выразительной. Нам понятна их семантика, но вдобавок мы видим их как фигурки, соответственно бодро вытянувшуюся, даже подпрыгнувшую, и задумчиво согбенную. Это позволяет добавить к интонации предложения микроскопическую дозу эмпатии – как перца, много ее и не требуется.

Такой же механизм есть и у букв. Их эмоциональное звучание сильно меняется в зависимости от рисунка шрифта, который обладает собственной интонацией. Но типографским инструментам интонирования текста нужна максимальная и независимая от шрифта выразительность. Думаю, знак интерробанг (?) не прижился в письменном языке как раз потому, что лишен ее, в отличие от смайла. Как бы смайл ни раздражал пуристов, о необходимости введения такого знака говорил еще в 1969-м в интервью для The New York Times Владимир Набоков (а он-то знал толк в пунктуации): «Я часто думаю, что должен существовать специальный типографский знак, обозначающий улыбку». Смайл, это графическое простейшее, протоэмотикон, уже обладает силой внушения, напрямую транслирует эмоцию. Если прибавить к нему еще и двоеточие, эта сила возрастает стократно.

Если сравнить два смайла —:) и:-) – мы найдем, что первый нам нравится больше (по крайней мере, с этим согласно большинство посетителей моих лекций). У второго смайла пропорции взрослого человека с тяжелым надгубьем и близко посаженными глазами. Он по-своему забавен, но первый смайл объективно веселее – рот до ушей! – и вдобавок, судя по очень маленькому расстоянию между глазами и ртом, это ребенок. А ребенку трудно отказать во встречной улыбке. Наше настроение микроскопически улучшается, и мы дружелюбнее относимся к автору украшенного смайлом текста – ведь это он нам улыбнулся.

То, что улыбка повернута на 90 градусов, не мешает нам считывать лицо, даже если мы столкнулись с ним впервые – наоборот, мы видим лицо в движении. «Вертикальная» улыбка – не просто артефакт происхождения смайла из скобки, она добавляет ему обаяния. Он по-птичьи, дурашливо повернул голову набок, как бы весело изучая нас. Поскольку ребенок нам заведомо симпатичен, мы подыгрываем ему активнее, пусть от него осталась одна улыбка, как от Чеширского кота. Если на несколько секунд оставить смайл на экране перед аудиторией, хорошо видно, как люди начинают клонить голову набок и постепенно расплываются в улыбке, а если выдержать паузу, еще и хихикать. Попробуйте сами! Добиться от зрителя эмоциональной реакции несложно, но если у вас получится еще и заставить его шевелиться, реакция многократно усилится. На это способно даже самое простое изображение.

Попробуйте, пользуясь только клавиатурой, сделать смайл-автопортрет, портрет десятка ваших знакомых и кумиров. Исчерпав возможности простых знаков в одной строке, попробуйте выбирать шрифты, менять размер отдельных букв, выходить на вторую строку и т. д. Вот мой автопортрет:

C84#

Поиск сходства героя с буквой или несколькими буквами – интересное упражнение, важно только не путать его с популярным в дизайнерских колледжах рисованием портрета из типографских значков. Если допускается использование знака под любым углом и некратное изменение размера, знак теряет смысл как ритмическая единица и превращается в штрих. Игра в смайлы интереснее, так как в ней больше драгоценного сопротивления материала.

Рисунок Сола Стейнберга

Если представить ось, на одном конце которой смайл, а на другом – реалистичный портрет, то, чем ближе мы к полюсу реалистичного портрета, тем важнее убедительность светотени, анатомии, пространства, тем выше цена ошибки и склонность зрителя судить работу по уровню технических навыков. Двигаясь в обратную сторону, мы получаем больше свободы, больше возможностей для вовлечения в портрет посторонних форм и знаков, для метаморфоз, метафор и подмен, для жонглирования формой и контрформой. Здесь размыта граница между графикой и письменным языком. Это огромное поле для игры, территория, некогда открытая Пикассо, завоеванная Солом Стейнбергом (Saul Steinberg) и с тех пор пустынная. Уже по одной этой причине она невероятно интересна. Простота не освобождает от ответственности за убедительность портрета, но создает другие категории ответственности, другие сценарии взаимодействия со зрителем, другие правила игры.

Парейдолия

Способность распознавать лица – настолько мощная вещь, что часто мы приписываем ее сверхъестественным силам. Иногда нам кажется, что мы чувствуем взгляд в спину, но это просто мозг (не сознание) зафиксировал на краю поля зрения направленное на нас лицо. Пока мы не обернемся и не поймем, кто и зачем на нас глядит, мозг будет слать нам сигналы тревоги; обернувшись, мы испытаем огромное облегчение.