Машина зрения - [36]
Поэтому мы и предлагаем принять логический парадокс, связанный с «энергией наблюдения», возможность которой обосновала теория относительности, установившая в качестве нового абсолюта скорость света и введшая тем самым третий тип интервала — световой интервал вдобавок к классическим пространственному и временному. Если расстояние света абсолютно, как указывает на это его нулевой знак, это значит, что принцип моментальной коммутации эмиссии/рецепции возобладал над принципом коммуникации, которым еще предполагался некоторый срок, временной разрыв.
Принимая в расчет энергию третьего типа, мы вносим изменение в сами понятия реального и образного, так как вопрос о РЕАЛЬНОСТИ немедленно становится вопросом о РАССТОЯНИИ светового интервала, переставая быть вопросом об ОБЪЕКТЕ и интервалах пространства и времени.
Прощаясь с «объективностью», световой интервал приводит на смену бытию объекта и субъекта третье бытие — бытие траектории. Именно бытием траектории характеризуется явление, а точнее, транс-явление всего сущего. И, таким образом, философский вопрос заключается не в том, «на какой пространственной и временной дистанции находится наблюдаемая реальность», но в том, «какой силой, или, иначе говоря, какой скоростью, обладает воспринимаемый объект».
Интервал третьего типа с необходимостью подразумевает энергию третьего типа — энергию кинематической оптики относительности. Если световая скорость-предел есть абсолют, сменивший релятивизированные ньютоновские абсолюты времени и пространства, то траектория первенствует над объектом. Как мы теперь можем полагать «реальное» или «образное», если не посредством «опространствления» в сочетании с «освещением»? Пространственно-временной промежуток оказывается для внимательного наблюдателя не более чем частной фигурой света, причем, если быть точным, — света скорости.
В самом деле, если скорость — это не феномен, а отношение между феноменами (собственно относительность), то пресловутый вопрос о дистанции наблюдения феноменов сводится к вопросу о силе восприятия (ментального или инструментального). С этим-то и связана необходимость оценивать световые сигналы перцептивной реальности в терминах интенсивности, то есть «скорости», а не в устаревших категориях «тени и света», отражения и т. п.
Поэтому, когда физики по-прежнему говорят о наблюдаемой энергии, это всего лишь недоразумение, нонсенс, противоречащий научному опыту, ибо не свет, а скорость обеспечивает отныне видение, оценку и, следовательно, осмысление реальности.
Не так давно журнал «Современный разум» поднимал вопрос: «Упраздняет ли реальность современная физика?» Упраздняет? Ну конечно, нет! Физика разрешает реальность, но разрешает в том смысле, в каком сегодня говорят о наилучшем «разрешении изображения». В самом деле, после Эйнштейна, Бора и некоторых других процесс временного и пространственного разрешения реального стремительно ускоряется!
Здесь надо напомнить, что относительность немыслима без релятивистской (колебательной) оптики наблюдателя. Это обстоятельство, собственно, и внушило Эйнштейну идею подзаголовка его теории: теория точки зрения — той «точки зрения», что с необходимостью отождествляется с релятивистским слиянием оптики и кинематики, или, другими словами, с той «энергией третьего типа», которую я предложил добавить к двум существующим.
Если всякий образ (визуальный, звуковой) есть манифестация некоторой энергии, недооценивавшейся ранее силы, то открытие сетчаточной стабильности — это нечто большее, чем просто обнаружение запаздывания (оттиска образа на сетчатке); это открытие задержки-на-образе, и оно обращает наше внимание на течение, на роденовское «не останавливающееся время», то есть на интенсивное время четкого зрения человека. Ведь если в некий момент взгляда происходит остановка, фиксация, то причина этого — в существовании оптической энергетики, и эта «кинематическая энергетика» есть в конечном счете не что иное, как манифестация силы третьего типа, без которой нам не были бы очевидны дистанция и рельеф, так как «дистанция» немыслима без «срока», так как расстояние, разнесенность, обнаруживается лишь в свете восприятия, как это по-своему понимали уже древние.[81]
Однако вернемся в заключение к проблеме кризиса перцептивной веры, к автоматизации восприятия, которая угрожает способности понимания. Помимо видеографической оптики машина зрения использует для облегчения распознавания форм оцифровку изображения. Но надо заметить, что синтетический образ, как указывает на это само его имя, представляет собой не более чем «статистическое изображение», обязанное своим возникновением стремительным расчетам ПИКСЕЛЕЙ, из которых складывается код цифровой репрезентации, — и поэтому, чтобы декодировать один из этих пикселей, нужно проанализировать также предшествующие и последующие. В результате феномену, который можно было бы назвать визуальным мышлением компьютера, с необходимостью адресуется традиционная критика статистической мысли в порождении
