Машина ужаса - [4]

Еще несколько сообщений такого же рода поступило в разное время из юго-восточной части Соединенных Штатов: из Виргинии, Георгии, Алабамы, Кентукки.

В последнем разыгралась религиозная мания, затронувшая широкий округ, выдвинувшая немедленно ряд пророков и проповедников, собиравших громадные толпы людей, бросавших самые неотложные дела, наполнявших церкви, места молитвенных собраний, составлявших многотысячные митинги под открытым небом и как будто вовсе забывших о земном и с бурной страстью отдававшихся молитве, в ожидании немедленного Страшного Суда.

Эти известия появлялись в течение всей зимы, весны и лета и в конце концов до того разожгли любопытство, что стали главной темой всех наших разговоров.

Мы, с увлечением работавшие до сих пор, теперь тосковали в своей заброшенности, словно и нас за тысячи верст коснулась эта зараза, стремились скорей кончить свое дело, чтобы окунуться в кипение этого человеческого муравейника.

Менее других всем интересовался Юрий. Это и не удивительно. Большинство из нас в партии были дети большого города, зараженные его недугами, привязанные к нему нитями нашего мозга, всем существом. Кто вкусил этот яд, тот уж никогда не излечится и будет тосковать по шуму и грохоту города, по его искусственным солнцам, затмевающим настоящее, по его бешеной скачке, пляске, по толпам, кипящим на бесчисленных улицах, по неумолкаемому кипению жизни.

Морев же не был городским жителем.

Детство он провел где-то на Урале, где отец его работал не то на заводе, не то на железной дороге, а все остальное время только и делал, что скитался в изыскательских партиях по степям Средней Азии, по горам Кавказа, Урала, или, как теперь, по зырянским тундрам.

Поэтому Юрий меньше всех интересовался сенсациями и, кажется, считал их исключительно газетными утками.

Наконец, к началу зимы мы кончили свое задание и, оставив на месте рабочую партию для постройки большой силовой станции для будущего обслуживания всего района разработок, по только что установившемуся санному пути направились на Котлас, нагруженные целым ворохом планов, проектов, вариантов, смет и отчетов.

В Москве мы все разбрелись. Морев сразу уехал в Ленинград, где у него была какая-то родня, а я надолго застрял в столице, участвуя во всевозможных комиссиях, заседаниях, собраниях и съездах, организованных Центральным управлением разработок Севера.

Дело двинулось сразу необычайным темпом. Широко осведомленное общественное мнение откликнулось на призыв правительства; подписка, открытая на специальный заем, была покрыта в течение двух месяцев.

Я с головой окунулся в кипучую деятельность. На моих глазах из бесчисленных колонн цифр, из заказов на машины, орудия, из осуществляемых смет, из армии командируемых работников, — вставал вызванный из мертвого сна, из летаргии, богатый обширный край.

Все это не мешало мне уделять много внимания так заинтересовавшим меня еще в Мохче известиям из Америки.

Как это ни странно, они оказались справедливыми. Конечно, наполовину, если не больше, газетами было прибавлено, но и того, что осталось, было более чем достаточно.

В целом ряде городов и местечек штата Георгии и с ним близких действительно разразился ряд массовых психических заболеваний, настолько сильных, что они внесли серьезное расстройство в обычный ход жизни.

И даже сведения о бегстве жителей из Роанока и самоубийствах в Атланте были не лишены оснований. Хотя и не в таких размерах, как говорилось в газетах, однако под влиянием безотчетного внутреннего беспокойства, близкого к страху, жители в большом количестве покидали город, наполняя окрестные местечки, деревни и фермы тревожными слухами, не имеющими никаких оснований, схватываемыми бессознательное оправдание своего беспричинного бегства.

Обо всем этом читались лекции известными психиатрами, появлялись статьи в журналах и отдельные монографии, пытавшиеся пролить свет на странные явления.

Мнения разделились на два лагеря. В одном полагали, что эти психические заболевания — печальный прогноз. Человечество катилось в пропасть. Дошедшее до пределов своего интеллектуального развития, оно стало жертвой слишком утонченной нервной организации. Эти эпидемии были свидетельством начавшегося стремительного вырождения. Достигнув в своей эволюции высшей возможной точки, человечество теперь стало на путь быстрого регресса. Это было начало конца целой эпохи в истории. Мир должен скатиться, как бывало уже не раз, до состояния варварства, чтобы затем снова начать восхождение. К этим выводам приходили, вспоминая кстати и некстати всех писателей, высказывавших мысли о том, что человечество идет к закату, что история его заключается в ряде повторяющихся циклов прогрессирующих и затем вырождающихся цивилизаций. Надо сказать, что это мнение нашло себе место главным образом в Западной Европе. У нас же на почве трезвой и бодрой гражданственности, пропитанной духом энергии, эти грустные предсказания не находили твердой почвы.

Особенно в Москве, где я был в то время, группа ученых, очень заинтересовавшись этим вопросом, командировала двух известных невропатологов на место событий для исследований и внимательно следила за всем происходившим.