Машина правды - [90]

Поэтому сейчас компании пытаются понять, как новая революционная технология скажется на их отношениях с клиентами. Очевидно одно: бухгалтерское дело в привычном представлении — с ежеквартальными сессиями, на которых большие команды специалистов изучают отчеты и проверяют легитимность транзакций, — скоро уйдет в прошлое. И отделы аудита «большой четверки» — всего лишь верхушка айсберга. В зону риска попадают не только они, но и все аудиторы вообще, включая штатных аудиторов разных учреждений. Фактически, как только системы учета полностью автоматизируются и надобность в ручном контроле отпадет, без работы окажутся и те, кто сейчас ведет отчетность, и те, кто ее проверяет. Машины будут сами вносить финансовые данные, анализировать их и оценивать их легитимность — и все в течение нескольких минут, если не секунд. На данный момент в одних только США работает около 1,3 миллиона бухгалтеров и аудиторов (по данным Бюро трудовой статистики).

Резкое сокращение кадров коснется не только бухгалтеров. Весь инвестиционный бизнес, который опирается на отложенный выпуск официальных результатов аудита, тоже окажется под прицелом. Инвестиционный цикл Уолл-стрит определяется релизами данных: аналитики прогнозируют размер ежеквартальной прибыли компании с проданных акций, рынок делает ставки, а затем при появлении очередных цифр инвесторы корректируют цену акций в большую или меньшую сторону. Вся жизнь рынка ценных бумаг вращается вокруг квартальных отчетов. То же верно и для управления активами взаимных фондов, пенсионных фондов и хедж-фондов, чья прибыль зависит от того, насколько успешно в каждом квартале торговались бумаги из их портфеля по сравнению с остальными предложениями на рынке. Даже торговля правительственными бондами подчинена тем же квартальным ритмам: в этом случае ключевую роль играет публикация экономических индикаторов — предварительных оценок инфляции, безработицы, роста ВВП. Что произойдет с этой сферой, когда все финансовые и экономические данные будут автоматически и неопровержимо обновляться в режиме реального времени? Что будет с людьми, которые потеряют работу? А с профессиональной культурой?

Если прогнозы, сделанные в этой книге, оправдаются, нас ждут самые серьезные кадровые потрясения за всю историю человечества. Причем на этот раз в наиболее уязвимой позиции окажутся вовсе не рабочие, продавцы или чиновники нижнего звена, а бухгалтеры, банкиры, нотариусы, страховые и депозитные агенты, поверенные — и даже юристы. Конечно, расхожее утверждение, что юристов заменят смарт-контракты, не совсем верно, ведь условия самого контракта все равно будут обсуждаться между людьми. Тем не менее правовую индустрию тоже ждет серьезная встряска. Юристы, которые мало разбираются в новых технологиях, скорее всего, будут менее востребованы, чем «компьютерно грамотные». (Одной из наиболее популярных междисциплинарных профессий станет «юрист с навыками программирования».) В общем, основная перспектива ясна: среднему классу надо готовиться к потрясениям.

Похоже, многие наши политики абсолютно к этому не готовы и вообще не понимают, о чем речь. В США Дональд Трамп призывает «покупать американское» (употребляя лозунги, от которых веет фашизмом), а заодно угрожает поднять тарифы, разорвать торговые соглашения, выдворить из страны нелегальных мигрантов и «навести порядок в Америке». Все это ничтожно по сравнению с революцией, которую произведут распределенные платформы и приложения. Узлы «интернета вещей» и 3D-принтеры, соединенные через блокчейн и управляемые смарт-контрактами, окончательно лишат смысла любую президентскую попытку надавить на компанию, чтобы сохранить сотню рабочих мест на производстве.

Обществу придется взглянуть в глаза грядущим переменам, иначе нам не справиться с травмой от потери доходов и не обуздать вполне вероятные вспышки враждебности к мигрантам, которым часто отводится роль козла отпущения, и прочим маргинализированным группам. В прошлом технологический прогресс обычно стимулировал развитие американской экономики, создавая новые рабочие места, которые приносили больше дохода, чем утраченные архаичные профессии. Фермеры становились рабочими, а рабочие — офисными служащими. Однако переход к системе распределенного доверия вкупе со всеми прочими новшествами — беспилотными автомобилями, автоматизированными клиниками, одноранговыми кредитами, ЗD-печатью, искусственным интеллектом — будет слишком масштабным, чтобы за ним угнаться. Не исключено, что офисные башни Нью-Йорка и Чикаго опустеют на долгие годы. «Компьютерные программы пожирают мир», — как любит говорить Марк Андриссен[218].

Однако опасность кроется не только в потере рабочих мест. Есть и более глобальная проблема — передача алгоритмам власти над нашей повседневностью. Приоритеты, предпочтения и принципы разработчиков неизбежно находят отражение в коде, будь то программа, которая определяет, каких пассажиров повезет водитель Uber, или модель поощрений в протоколе Биткоин. Вспомним о мучительных (и не слишком успешных) разбирательствах сервиса Airbnb с клиентскими жалобами на требование сопровождать каждое объявление фотографиями, приведшее к тому, что домовладельцы начали отказывать цветным квартиросъемщикам. Подобные платформы скоро придут в каждую сферу нашей жизнедеятельности, и, если мы не справимся со встроенными в них механизмами дискриминации, они начнут разъедать саму ткань социума. «Если мы не изучим и не выясним, как новые технологии влияют на основные формы социального взаимодействия, включая иерархические структуры и проявления неравенства, понятия демократии и гражданских свобод перестанут быть фундаментом нашего общества», — уверена Шейла Джасанофф, профессор факультета высоких технологий Гарвардского университета