Машина Наказаний - [9]

"Дура. Чертова дура. Идиотка. Помешанная книжница".

Вместо сна Анна Павловна обзывала себя последними словами. Одиночество душило ее.

Прошло десять дней.

Анна Павловна осунулась и похудела. Ее взгляд стал рассеянным. Но самое главное - она не брала в руки книг. Пять лет восемь месяцев двадцать один день она читала. Читала каждый день, на ночь. Читала, погружаясь в другие миры, забывая обо всем на свете. Плакала и смеялась вместе с автором.

Но теперь она поняла, что книги - мертвы. А вот мальчик, заглянувший в библиотеку, был живым. И она поменяла живое на мертвое.

Это предстояло исправить.

Канистру с бензином она взяла в гараже Тимофеевых. Хорошие были люди, душевные. Не то, что она. Мальчик ушел, наверняка он погиб где-то от голода. А она... Она пожалела для него чипсы!

Анна Павловна шагала к библиотеке твердым шагом. Ее волосы трепал ветер, изуродованные губы стали тонкой искривленной нитью. Книги - врут. Книги не спасают от одиночества.

От одиночества спасает бензин.

Анна Павловна села на пол, вздрагивая всем телом, отвернула крышку на канистре. Резкий запах ударил ей в ноздри. Женщина кашлянула, откинув с головы волосы, поднялась, готовая плеснуть бензин на книжные стеллажи.

Скрипнули под подошвами ботинок ссохшиеся доски.

Анна Павловна обернулась.

Мальчишка стоял на пороге. В левой руке - книга. "Три мушкетера". Детгиз. 1965 год. С иллюстрациями. В правой - банка тушенки.

-Тетя, - смущенно проговорил мальчик. - У тебя случайно нет еще про Дартаньяна? Я принес тебе тушенки...

УБИТЬ СТАЛИНА

А для наших детей или внуков вопрос этот, - правы они или нет, - будет уже решен. Им будет виднее, чем нам.

А. П. Чехов.

* * *

Программа в очередной раз дала сбой, и Архип выключил систему. Вытер пот, выступивший из-под козырька фуражки, выпил остывший кофе. Возвращение давалось тяжело: перед глазами все еще маячили серые улицы Москвы 1939 года.

В лаборатории уже никого не было, последней, наверно, ушла уборщица Клава и, конечно, не выключила свет. Если бы попытка удалась, свет так и остался бы гореть, а это недешево. Надо будет сделать ей выговор.

Архип вспомнил все те маленькие и большие проблемы, сплетни, выплывшие из небытия после его назначения. В лаборатории поселился стойкий дух снисходительности. Снисходительности по отношению к нему, Архипу. Конечно, напрямую никто не говорил об этом, однако во взглядах, жестах, случайных, казалось бы, не относящихся к делу, фразах проскальзывало, нет, не недоверие, а неполная уверенность в том, что именно Архип должен был убить Сталина. Безусловную поддержку он ощущал лишь от молчаливой, похожей на мышку, Нади, но та, он догадывался, была тайно в него влюблена.

Споры вызывали даже те мелочи, которые при других покушениях не воспринимались всерьез. Кирилл, например, ни с того ни с сего начал доказывать, что Архип должен непременно выучить немецкий язык, хотя для какой цели - объяснить не мог, и в конце концов, опять же ни к селу ни к городу заявил, что его прадед погиб в лагерях. Ярополк подходил к делу, как всегда, скрупулезно и заставил Архипа выучить поименно всех членов партийной верхушки. Но и в Ярополке, которого Архип втайне считал человеком гениальным, проскальзывала язвительная нотка: "А почему, собственно, ты?".

И подготовка длилась как никогда долго: четыре с лишним года. Агентурная сеть в тридцатых годах еще только создавалась в лаборатории и, по сути дела, покушение Архипа было дебютом, от которого в дальнейшем зависело многое. Агентами занимался Кирилл, и, надо было признать, он великолепно справлялся со своей работой. В первый же год он вышел на начальника кремлевского гаража Иноненко - судя по всему, человека решительного и надежного. Архип долго разглядывал фотографию - темные глаза, жесткая линия губ, упрямый подбородок. Отчего-то Архипу казалось, что в тридцатых годах все люди были друг на друга похожи, - все были жесткие.

Выйти на шофера - этот креатив принадлежал, конечно, Ярополку. Однако он, что было не совсем, а вернее, совсем на него не похоже, вместо реальной подготовки больше занимался какой-то метафизикой - личностью Сталина, заставлял меня читать книги - написанные им и о нем. Ярополк видел в вожде тайну, разгадать которую не мог, - хоть лбом о стенку. За всеми зверствами он чувствовал нечто, гораздо более зловещее, нежели сами зверства. Кирилл за спиной Ярополка крутил пальцем у виска и говорил с презрением: "Утоп наш Ярополк в кабале". Нужно сказать, что они друг друга недолюбливали. А впрочем, лабораторные крысы редко способны на любовь.

С позиции разума Архип не во всем соглашался с Ярополком, однако мрачный цинизм Кирилла отвергал не разумом, а сердцем. Глядя на портрет вождя народов, Архип думал, вернее, чувствовал, что тайна есть, и временами ему казалось: хвостик этой тайны виден - только ухватись.

За время подготовки он выслушал много наставлений и просьб относительно речи - тех слов, что должен услышать деспот перед смертью. Надя, стесняясь и краснея, подошла к нему и попросила сказать Сталину, что в аду его ждут убитые им младенцы. Почему младенцы, да еще и в аду, этого она объяснить не смогла и оттого еще более смутилась. Архип давно уже подумывал уволить Нину, так как терпеть не мог влюбленных девиц на рабочем месте, однако он знал, что на руках у девушки больная престарелая мать, и - рука не поднималась.