Маша и нетопырь. История любви - [5]

«Я Софокл, ты моя Софокля.»

Телохранителя звали Папа Софокл.

Он был мускулист, свиреп, но любил поговорить о Большом взрыве.

Его волновало это ужасное совершенно не представимое противоречие. «Как это? Бум-бум! – и все возникло!» Папа Софокл привык к тому, что после хорошего бум-бум все исчезает. Из депрессивного в маниакальное Чтобы отвлечь Папу Гая от опасной темы, я научила его русским словам, но запомнил он единственное сочетание: «Segodnia dash mne?»

Я смеялась.

Я чувствовала, что Семецкий жив.

Ирландская проститутка могла замахиваться ножом, я знала – пока я жива, она не убьет художника. Но при каждом удобном случае подталкивала господина фон Баума к мысли о новейших технологиях. «Наркотики – это прошлое. Нельзя бесконечно раскачивать человеческую психику.» – Господин фон Баум смотрел на меня и взгляд его становился синим и мечтательным, как дымка над морем. Так он смотрел только на «Стог» Клода Моне. – «Думаешь, наступление психотропных веществ можно остановить?» – «Все можно остановить, милый.» – «Может быть… Кроме психотропных веществ… – Он важно и медленно раскуривал сигару. – Эволюция завела человечество в тупик… Я помогаю людям расслабиться… Все равно все умрут, зато, благодаря мне, некоторые умрут счастливыми… Конечно, можно загнать их в тюрьмы и в лечебницы, но подрастают новые поколения и они тоже хотят расслабиться… Мой друг Пабло Эскобар однажды заколебался и добровольно передал себя в руки властей. Что из этого вышло?… В тюрьме только и говорили, что о наркотиках… Никто не в силах остановить запущенный механизм…»

«А перспектива?»

«О чем ты?» – не понимал он.

«О власти над временем», – намекала я.

«Оставьте, моя любовь. Разве это не прерогатива Бога?»

Как истинный католик, господин фон Баум заподозрил, что физики, которыми я интересовалась – все, как один, инфернальные твари. В Париже я имела неосторожность переспать с двумя засекреченными теоретиками из Лионской лаборатории. Потом в Марселе меня допрашивал прокурор Шаспи, его интересовали некоторые детали. Чтобы не чувствовать жадных пальцев неистового прокурора, я шептала стихи. Не пыхтящий самец, а звездное небо. «…и мы плывем, сияющею бездной со всех сторон окружены.» Уже в Колумбии я узнала, что секретные теоретики попали в автокатастрофу, а прокурора Шаспи однажды нашли в грязном канале. Желудок несчастного был по горло набит не переваренными лягушками. Почему-то перед смертью он съел их много.

Конечно, я знала, что попаду в ад. Но это было справедливо.

Время шло. Ирландская проститутка точила нож. Караваны с наркотиками шли к побережью. Каждый день Папа Софокл спрашивал: «Segodnia dash mne?» и дивился: «Бум-бум! – и все возникло!» Но однажды он вошел в мою комнату рассеянный. «Привезли одного гринго. Тебе, наверное, лучше перейти в библиотеку, потому что гринго может кричать.» Он тут же сжал кулак, но я заметила что написано на ладони

«Зачем хозяину этот гринго?»

«Он построил какую-то машину.»

«Разве этого достаточно, чтобы заинтересовать хозяина? – удивилась я. И потребовала: – Хочу его увидеть!»

«Это запрещено!» – испугался Папа Софокл.

«Хочешь, чтобы я отправила тебя в Боготу? Этого ты хочешь?»

Нет, Папа Софокл не хотел в Боготу. Там на каждом углу висели листовки с его изображением. Он боялся Боготы, но еще больше боялся хозяина. Правда, я была частью хозяина, только поэтому после многих угроз и уговоров он провел меня в тихий флигель, выходящий узкими окнами на открытое патио. На огромном деревянном кресте висел белый человек. Он был обнажен, Солнце обжигало раздробленные колени. Над открытыми ранами роились мухи. Господин фон Баум важно и медленно раскуривал сигару. Плетеное кресло под ним прогнулось, два человека с автоматами стояли чуть в стороне. Господин фон Баум не мог видеть меня и Папу Гая, надежно укрытых стенами флигеля, поэтому не понижал голос.

«…и твоя машина может двигаться?»

«Разумеется. Но управлять ею могу только я.»

«То, что умеет один человек, всегда повторит другой.»

Распятый помотал головой. Он задыхался. Было жарко. Кровь струилась по разбитым коленям, мухи садились и взлетали, но гринго даже не вздрагивал, наверное, его накачали наркотиками. «Моя машина может доставить тебя в любое место… И в любое время… Да, можно научиться ее водить, но сенсорные датчики настраиваю только я… Не ездишь же ты по дорогам, закрыв глаза, верно?…»

Влажный холодок коснулся моей спины. Я узнала распятого.

«Ты понимаешь, почему ты здесь?» – важно спросил господин фон Баум.

«А ты понимаешь, что рассердил Америку?…»

Господин фон Баум сдержанно выругался. Он в общем невысоко оценивал рассерженность Америки. «Я теперь забрал тебя у этой жирной Америки, – важно заметил он. – Теперь у меня есть все, чего нет у Америки. Понимаешь? У меня есть ты и твоя машина. У меня есть „Стог“ Клода Мане и самая красивая женщина. Конечно, Расти Маленкофф, я понимаю, ты – исключительная личность, но если я кивну, водить твою машину научится самый последний негр этой деревни. Так что, соглашайся. Мы вместе отправимся в прошлое и зарежем отца нынешнего президента. Я хочу изменить ход американской истории.»