Маша и Большевики - [2]

Тогда дядя спрашивает:

— А какими людьми, красными или казаками?

Маша сразу же поняла всю хитрость вопроса. Огляделась она по быстрому. Смотрит: хата почти уже развалившаяся — словно старая бабка-карга, в землю смотрит, огород бурьяном зарос так, что и не видно уже, где огород был когда-то, а где всегда был бурьян, а от самого мужика хорошо водкой пахнет.

— Казаками, — отвечает уверенно Маша. — Вот тут недавно отряд проходил — чтобы они все передохли, черти.

— Ну, — говорит дядя, почесав рукой грязную бороду — заходи вон в тот сарай, я тебе какие-нибудь штаны вынесу. Надо же помочь человеку, в беде пострадавшему…

Сидит Маша в сарае, дожидается. Входит опять старик и сует ей какую-то одежду. Одела она штаны из дерюжины, глянула на рубаху и обмерла: «Мать честная, — думает, — да это же моя гимнастёрка!» Тот же рукав надорван и чернильным карандашом на вороте метка обозначена. «И как, — думаю, — она сюда попала?».. Кажется, ясно как.

А хозяин в избу зовёт. Идёт Маша за ним. Поставила бабка крынку молока, шматок сала отрезала и хлеба ковригу:

— Ешь!

Ест Маша, а сама видит, что на окошке три револьверных патрона валяются. В том, что патроны валяются, конечно же, ничего странного — в те годы земля этим добром густо была пересыпана, и ребятишки ими вместо бабок играли, и бабы из них подвески делали, и мужики по хозяйству приспособляли. Но тут, от вида этих патронов, сердце так сильно у Маши забилось — словно бы известно было ему, сердцу, что-то такое, чего сама Маша ещё не знала.

Взяла она — и незаметно сунула все три штуки в карман.

— Ложись спать, — говорит хозяин. — Утром дальше пойдёшь. Сын Фёдор придёт, он тебя утром на дорогу выведет.

Положили Машу в сени, на солому, и обратила она внимание на то, что дверь изнутри на висячий замок заперли, так что не поймёт Маша, то ли она в гостях, то ли в ловушке.

Лежит тихо… Час проходит, но Маше не спится. Потом слышит она в окошке стук. Вышел тихонько хозяин, отпёр дверь, и прошли мимо неё в избу теперь уже двое.

Маша не вытерпела — подошла к двери и слушает…

Старик говорит:

— Слушай, сынок! Объявилась у нас в кустах девка, сидит и чего-то высматривает. Говорит, что казаки её раздели, — я заманил эту девку в хату. Пусть, думаю, поспит у нас до твоего прихода.

И отвечает ему вдруг почти что знакомым голосом этот большевик Фёдор:

— Брешет, гадюка! Это не иначе, как та потаскуха, чью одежду я сегодня забрал. И напрасно я эту гниду казацкую сразу не кончил, чтобы она не таскалась тут после… Где эта тварь? В сенях?.. Оружие есть у неё?

Как услышала Маша эти слова, и шаги в её сторону — сразу по лестнице на чердак…

Те шум учуяли; один отпирать бросился и другой с ним. А сам старик лестницу с дубиной караулит.

Маша прямо с чердака махнула на землю. Грохнул возле неё выстрел, но мимо. Выхватила Маша наган. Видит она: с трёх сторон её окружают. Взвела курок, приготовилась.

— Сюда! — кричит возле неё большевик. — Тут она!

Только хотел выстрелить — так сразу на землю и грохнулся. А второй, думая, что это товарищ его стрелял, подбежал тоже и спрашивает:

— Ну что, кончил?

— Кончаю, — говорю ему Маша, и так же — в упор.

Подобрала патроны убитых — и в хату. А папаша у входа стоит и результатов дожидается.

Но увидев при луне Машу, закричал он и бежать бросился. Зашла тогда Маша в горницу. Видит, её шинель висит и ботинки.

«Вашего, — думает она, — мне не надо, а своё я назад заберу».

Вышла; вдруг блеснул огонь из кустов, и пуля ей обожгла руку.

«А, — думает, — вот как?» Схватила серняк с подоконника, чиркнула — и в крышу… Взметнулось пламя, как красная птица, на волю выпущенная.

А Маша бежать бросилась. Долго она бежала. Потом остановилась дух перевести.

Смотрит она, а зарево всё ярче и ярче. Потом грохот начался, точно перестрелка в бою… Это рвались от огня запрятанные в доме патроны…

Махнула Маша рукой и подумала: «Пропади ты пропадом, сгинь, большевистское гнездо!» Повернулась и пошла дальше в опасный путь, на дорогу выбиваться, своих разыскивать.

Миссиссага, 2003 г.