Мартовские фиалки - [76]

— А документы забрали.

— Документы украли.

— Вы хотя бы примерно представляете себе, что там было?

— Абсолютно не представляю. Я их никогда в руках не держала. Но Пауль мне кое-что рассказывал. Правда, в самых общих чертах. О том, что там содержатся неопровержимые доказательства связей Сикса с организованной преступностью.

Стартер выстрелил, Джесс Оуэнс рванулся вперед и первые тридцать метров опережал всех. Моя почтенная соседка снова вскочила на ноги. Она ошибалась, подумал я, сравнивая Оуэнса с газелью. Наблюдая за высоким грациозным негром, который мчался по дорожке, заметно оторвавшись от остальных — словно в насмешку над бредовыми теориями о превосходстве арийской расы, — я подумал, что для Оуэнса его соперники были не более чем досадной помехой. В беге для него заключался смысл жизни, и если действительно существует раса господ, то Джесс Оуэнс, несомненно, к ней принадлежит.

Немецкая публика встретила его победу бурей восторга, и я с радостью наблюдал, как люди аплодируют, не задумываясь о том, к какой расе относится этот человек. Может быть, Германия все-таки обойдется без войны, мелькнуло у меня. Я посмотрел в сторону ложи для почетных гостей — для Гитлера и других высших чинов партии. Интересно, как они реагируют на этот всеобщий порыв радости, охватившей стадион, на аплодисменты, адресованные чернокожему американцу? Но лидеров «третьего рейха» все еще не было.

Я поблагодарил Марлен за все, что она сообщила, и покинул стадион. В такси, направляясь на юг, к озерам, я не мог отделаться от мыслей о бедном Герхарде фон Грайсе. Только-только вырвавшись из лап Гестапо, запуганный до предела, он выходит на свободу лишь для того, чтобы его снова схватили, пытали и убили парни Красного Дитера. Уж если не везет, то не везет.

Оставив позади мост Ванзее, мы поехали вдоль берега. Черная надпись у входа на пляж гласила: «Евреям вход запрещен». Таксист не удержался:

— Дурацкий юмор. «Евреям вход запрещен». Да сюда ни одна собака не сунется. В такую-то погоду. — И сам рассмеялся своей шутке.

Напротив ресторана «Шведский павильон» несколько смельчаков все еще рассчитывали на хорошую погоду. И, уже повернув на Кобланкштрассе, а потом вырулив на Линденштрассе, таксист все еще насмешничал над этими энтузиастами и капризами немецкой погоды. Я сказал ему, чтобы он остановился на углу Гуго-Фогель-штрассе.

Это был тихий зеленый пригород, где все было в идеальном порядке. Небольшие домики, особняки с аккуратными лужайками и ухоженными живыми изгородями. Моя машина стояла на тротуаре, но Инги нигде не было видно.

Я посмотрел по сторонам в надежде увидеть ее где-нибудь рядом, пока таксист отсчитывал сдачу. Чувствуя, что случилось что-то неожиданное, я дал шоферу на чай слишком много, и он поинтересовался: может быть, я хочу, чтобы он меня подождал? Я сказал, что ждать не надо, и пошел к своей машине, стоявшей примерно в тридцати метрах от того дома, который назвал Хауптхэндлер как место встречи. Я проверил дверь машины — она была открыта, — сел и решил немного подождать, все еще надеясь, что вот-вот появится Инга. Настольный календарь, который передала мне Марлен Зам, я положил в «бардачок», а затем нашарил под сиденьем пистолет, который обычно у меня там хранился. Сунув его в карман пальто, я вылез из машины.

По указанному адресу находилось грязно-коричневое, двухэтажное сооружение, какое-то обшарпанное, наполовину развалившееся. Краска на закрытых ставнях облезла, в саду висело объявление: «Продается». Сад и дом выглядели так, словно люди давно их покинули, если искать укрытие, лучше местечка не найти. Дом окружала запущенная лужайка, низкой стеной отделенная от тротуара, на котором стоял автомобиль — голубой «адлер». Я перешагнул через стену и пошел вдоль нее, а затем, осторожно переступив через ржавую газонокосилку, нырнул под дерево. Здесь я вытащил «вальтер», оттянул затвор, чтобы послать пулю в патронник, и взвел курок.

Согнувшись почти вдвое, я крался вдоль стены, под окнами, к задней двери, слегка приоткрытой, так что слышны были приглушенные голоса в комнатах. Когда я распахнул дверь, первое, что я увидел, была лужа крови на кухонном полу. Стараясь двигаться, насколько можно, бесшумно, я прошел внутрь, чувствуя, как во мне что-то опускается, словно монетка падает в колодец, при мысли о том, что Инга могла войти в этот дом, не дожидаясь меня. Я приложил холодную сталь пистолета к щеке. Холод, охвативший все лицо, проникал мне в душу. Перед кухонной дверью пришлось присесть, чтобы заглянуть в замочную скважину. За дверью виден был пустой коридор, без ковровой дорожки, и несколько закрытых дверей по сторонам. Я повернул дверную ручку.

Голоса доносились из комнаты в передней части дома и звучали уже достаточно четко, узнаваемо — это были Хауптхэндлер и Ешоннек. Чуть позже я услышал женский голос, сначала мне показалось, что это была Инга, пока та женщина не засмеялась. Поскольку в этот момент исчезновение Инги меня волновало уже гораздо больше, чем судьба бриллиантов Сикса и обещанное вознаграждение, я решил не медлить и пойти на прямой разговор с этой троицей. Из того, что мне удалось услышать, я понял, что они сейчас ничего не опасаются, но на всякий случай, чтобы они не наделали глупостей, открыв дверь, я выстрелил поверх их голов.