Мартин - [5]

После твоего письма я была так расстроена, что просто не могла прийти в себя. Решила "и пусть он там превращается в того шахтера, раз ему так хочется", ушла к Юреку и сижу у него до сих пор. То есть, в его квартире сам он уехал. Может это и не так важно (впрочем, о чем я! - это же совершенно не важно, а уж тем более для тебя!), но тебе не помешает знать, что все это время я еще и абсолютно ничего не ела. Мне просто кусок в горло не лезет, хотя тут полно отменной жратвы в холодильнике. Зато выпила чуть ли не целое ведро кофе и выкурила с пять пачек Юрековых сигарет - точно не знаю, сбилась со счета. Ты только не волнуйся, сигареты какие-то западные, так что отравиться я ими не должна. Ой, извини, забыла! - ты же совсем за меня не волнуешься. Вот и отлично, я только что распечатала шестую (?) пачку.

Сидела я тут как дура, и нужно бы твоего красноречия, чтобы описать, что со мной творилось. Но поскольку ты все обо всем знаешь - в чем я, кстати, отнюдь не сомневаюсь - то и без меня должен знать. И пришла мне в голову совершенно идиотская мысль (впрочем, учитывая обстоятельства, может и не такая уж идиотская) - позвонить на телефон доверия и хоть с кем-то поговорить. Просто я уже не знала, что мне с собою делать. Я не то, чтобы надеялась на какие-то сногсшибательные рекомендации, - ты со своим письмом запросто свалишь с ног не одну пани на телефоне доверия, а и целый десяток таких пани! - да и что они могли мне посоветовать? И, вообще, кто мне может сказать что-либо новое про тебя?! Но мне просто необходимо было услышать чей-нибудь голос (не твой!).

Я никак не могла туда дозвониться почти полночи, так как у них все время было занято. А когда мне, наконец, удалось прорваться, то положила трубку. То есть - нет; это та пани первая положила трубку, потому что я молчала и на ее голос не отзывалась. Мне было очень обидно, так как, хотя я сама не осмеливалась заговорить, я хотела послушать хоть чье-то молчание. И уж если быть точной, то та пани вешала трубку не один раз, а дважды. Потому что я сумела туда дозвониться дважды и оба раза не отзывалась. По правде говоря, я была очень удивлена той особой - на ее месте я ни за что не повесила бы эту трубку. Ну честное слово! До сих пор не перестаю удивляться. Но не в этом дело. Так вот, всю ночь напролет не переставала я звонить на тот телефон доверия, и либо там было занято, и тогда я нервничала, либо не было занято и тогда я молчала. Шиз какой-то или еще что, вот ей Богу!

Я так подробно излагаю, потому что это смешно. Мне не жалко - можешь посмеяться! (Серьезно, мне и самой это теперь кажется забавным). Наконец эта шиза прошла настолько, что я стала что-то бормотать в трубку. Именно бормотать, так как была страшно взволнована, у меня даже тряслись руки, и все внутри дрожало. Я не говорю, что это из-за тебя, просто со мной что-то случилось, и было такое ощущение, что я сама во всем виновата; не знаю почему. Вот и стала я лепетать, что "у меня брат" да "у меня брат", и больше ничего выдавить из себя не могла. Пани была вроде недовольна мною, но зато достаточно терпелива; все время повторяла: "Да? Слушаю вас", - но повторяла это с таким изысканным сочувствием, что от этого я еще сильнее тушевалась. Наконец, с пятого на десятое, я рассказала ей о нас (что моего брата выбросили под колеса из поезда и т.д.), но сама чувствовала, что излагаю я все это совершенно бестолку. Может поэтому она тоже вела себя без толку. Все время повторяла, что это "трудное дело", и что "да, очень трудное дело", так что я сама уже стала ей сочувствовать. А потом повторила, что "дело очень трудное" и сказала что следующее дежурство у нее будет после двадцатого. И что тогда я обязательно должна ей перезвонить. А число было еще только седьмое или восьмое (все дни у меня перепутались), но у меня хватило такта ее на этот счет не просвещать, и на этом мы и распрощались.

Но это еще не все. Может я и круглая дура, - думай, что хочешь, - но мне было так грустно и плохо (а по правде говоря, еще хуже), что я опять позвонила на тот телефон доверия. Потому что я и не заметила, как опять пролетело несколько часов и настало утро, а дежурные пани на телефоне доверия сменяются в восемь утра. Мне же вправду была нужна помощь и было мне уже все равно. То есть, я нуждалась не в совете - только в том, чтобы кто-нибудь меня понял и помог мне понять себя.

Ты вот пишешь, что не знаешь, кому тут в большей степени нужна помощь тебе или мне. Так я тебе скажу, это же просто: всем нужна помощь. Абсолютно всем, даже тем, кто сидит на телефоне доверия. И ты говоришь, что, если я хочу помочь тебе, то первым делом должна помочь самой себе. Так именно этим я и занимаюсь! Только никак не возьму в толк, отчего это ты, при всех этих своих поразительных взлетах ума и духа, умудряешься оставаться таким эгоистом? (Сам назвал себя неблагодарным сукинсыном. Да мне-то что с того, что ты признаешь себя сукинсыном?! Раз так, то исправляйся!) Разве из твоего письма не следует, что я должна помочь себе, чтобы помочь тебе? Ну так очень жалко, что при этом никак не следует, что тебе (!) нужно помочь себе, чтобы помогать мне!