«Мартен» - [10]

Первой их победой стало сочетание лаконичной декоративности орнамента и живописного богатства миниатюр, выполненных в традиционной технике размывки лаком. Эффект был впечатляющим!

Однако новые изобразительные средства потребовали и новых форм изделий. Появились декоративные тарелочки и блюдца, бокалы и стаканчики.

Применение новой технологии позволило значительно упростить сам процесс изготовления гравюры на стали. Представилась возможность выпускать наиболее удачные образцы массовым тиражом.

В 1959 и 1961 годах на Всероссийских конкурсах сувениров работы златоустовских художников-граверов завоевали все призовые места.

В настоящее время художники все больше внимания обращают на архитектуру самой металлической пластины. Появились причудливые настенные сувениры, панно, форма которых выразительно подчеркивает золото и синение. Заявляют о себе новыми работами выпускники граверного отделения профессионально-технического училища, созданного при заводе.

Не так давно на конкурсе художников-граверов первое место было присуждено Елене Игнатовой. Свою работу она назвала «Осенние листья».

«Рисунок у меня получился на одном дыхании, — рассказывает Лена. — А вот когда потребовалось воплотить его в металле — никак не удавалось передать первоначальную легкость и радость. Меняла краски, фон, травление. И только на глубокой-глубокой сини рисунок ожил.

Сначала он принес мне победу в заводском конкурсе художников-граверов, а потом художественный совет утвердил мою работу в серийное производство. А мне все казалось, что надо что-то доделать, что-то поправить. Только когда моим «Осенним листьям» был присужден государственный Знак качества, я успокоилась.

Я выражаю свои чувства кистью. Каждое мгновение в жизни неповторимо, и остановить, запечатлеть его — заманчиво.

Но каждый мой штрих — это сомнение и поиск. И так, наверное, будет всегда».

Слово еще одному молодому художнику-граверу Ольге Толкачевой:

«С самого раннего детства меня сопровождает гравюра: осенний лес, на берегу реки застыл могучий лось. Став старше, я узнала, что это одна из лучших работ Боронникова. Захотелось и самой попробовать. Так пришло очарование гравюрой на металле. К тому же, во многом мой выбор определил своей увлеченностью отец — он тоже художник-гравер. Четверть века чудодействует над металлом. И когда я училась в профтехучилище, и сейчас он для меня — авторитет. Я бы очень хотела быть ему достойной сменой.

Я долго выбирала сюжет для своей экзаменационной работы. Из десятка рисунков выкристаллизовался один: идет в полушубке девушка с золотой косой, с золотыми ведрами, словно лебедушка.

— В гравюре должно заиграть, — одобрил отец.

«Лебедушка» получила отличную оценку. А потом пошла в серию. Помню, как непривычно было видеть стопки моих «Лебедушек» в кладовой цеха, откуда развозят их по всему свету. А на обороте каждой пластинки стоит государственный Знак качества. Оценка очень высокая. И ко многому обязывает».

В классах граверного отделения заводского профтехучилища идут занятия по рисунку. Неуверенной еще рукой пытаются ребята постичь тайны светотени и композиции, приобрести ту легкость и непринужденность рисунка, которые отличают работы мастеров златоустовской гравюры.

Кто знает, может, не далек тот день, когда и они заставят запеть металл по-новому, как сделал это полтора века назад Иванко-Крылатко.

Марис Назиров СТИХОТВОРЕНИЕ

Не приходи с огнем ко мне, сосед,

Огонь всегда родит огонь в ответ.

Не приходи в душе своей со льдом —

Я в айсберг обратить сумею дом.

И не таи за пазухой змею,

Иначе встретишь где-нибудь мою.

Ко мне с цепями позабудь дорогу,

Они тебя обвить однажды могут.

Бесхитростен, с улыбкой доброты

Приди ко мне, — и будешь другом ты.

            Перевел с башкирского Б. Самойлов

Алла Бархоленко РАДУГА В СТАРОМ САРАЕ Рассказ

Горы. Лес. Солнце в высоком небе. Серая деревенька, как некрасивая девка, накинула на плечи яркий плат огородов. За обдутым восточными ветрами елтышем крепко стоит большеглазый дом мастера Ильи Федоровича Варфоломеева. Широкими окнами своими и тем, что стоит в уединении, дом отличается от остальных. Илья Федорович строил его сам, неторопливо и любовно. И хоть было это давно, дом крепок, как медведь-трехлеток. Пологие горы и простор неба. И вокруг зеленый шум тайги.

В доме пахнет мытыми полами и лекарством. Илья Федорович отводит руку жены с таблетками, говорит тихо:

— Не мешай, мать… Помирать буду.

— Может, подождал бы, отец? Дай к окошечку пододвину тебя. Небо-то нынче лазуритовое.

— Нет, Анюта. Трудно веки держать. А камень лазурит и с закрытыми глазами вижу…

Илья Федорович лежал, вытянувшись, большой, костлявый. Тонкие узловатые пальцы, пропитанные каменной пылью, чуть подрагивали, словно протестовали против непривычного покоя, словно хотелось им что-то сделать напоследок.

Кто-то прошел мимо окна. У крыльца неохотно тявкнул Полкан и уступил чужому дорогу — от старости пес стал относиться к людям снисходительно.

— Кто идет? Не Серафим ли? — с надеждой спросил старик.

Серафим был их сын, последыш, рыжекудрый, буйный и пьющий. Остальные сыновья погибли в войну.