Марта - [31]

В этот вечер комнатка под крышей была согрета пылавшим в печке веселым огнем; на столе стояла полная тарелка бульона. Впервые за долгое время Яне было тепло, и она с аппетитом ела вкусно приготовленный подкрепляющий обед. Большие черные глаза девочки перебегали от горящего в печке огня на лежавший рядом с тарелкой кусок хлеба, намазанный тонким слоем масла. Яня не умолкала ни на минуту. А Марта неподвижно сидела перед огнем; ее профиль, вырисовывавшийся на красном фоне пламени, был строг и задумчив. Глаза сверкали сухим блеском, сдвинутые брови образовали на белом лбу глубокую складку.

Перед ней словно носился в воздухе образ женщины с мучительной тревогой в глазах, с краской стыда на щеках, со сжатыми в отчаянии руками. Это был ее собственный образ, вызванный воображением.

«Неужели это ты? — мысленно обращалась Марта к видению. — Неужели это та самая женщина, которая клятвенно обещала себе и своему ребенку, что будет работать, что настойчивостью и энергией проложит себе дорогу в жизни, завоюет место под солнцем? Что же ты сделала с тех пор, как приняла это героическое решение? Как выполнила обещание, в глубине души данное ушедшему из жизни отцу твоего ребенка?»

Видение затрепетало, как гибкая ветка от порыва ветра. Вместо ответа женщина заломила руки и дрожащими губами прошептала:

— Не сумела! Ничего я не умею!

«О беспомощное создание! — восклицала Марта мысленно. — Достойна ли ты называться человеком, если ты так глупа, что не знаешь себя самое, если твои руки так слабы, что не могут защитить от невзгод одну маленькую бедную детскую головку! За что же люди уважали тебя прежде? Можешь ли ты теперь уважать себя?»

Женщина, созданная воображением Марты, разжала руки и закрыла ими низко опущенное лицо.

Из глаз Марты горячими струйками полились слезы.

— Ты плачешь, мама? — воскликнула маленькая Яня и вскочила со стула.

Она подбежала к матери, с недоумением и жалостью заглянула ей в лицо, потом вдруг опустилась на пол, обняла колени Марты и стала целовать ей руки и ноги. Марта отняла ладони от лица и несколько секунд сидела, словно окаменелая. Нежные поцелуи детских губ жгли ее; горячая любовь этого маленького существа разрывала ей сердце и терзала совесть…

Она нагнулась, взяла девочку на руки, несколько раз поцеловала ее в лоб и щеки. Потом вскочила со стула, подбежала к окну и, став на колени, обратила взор к полоске темного, усеянного звездами неба.

— Господи! — воскликнула она почти громко. — Удели мне место на земле! Маленькое, скромное, на котором я могла бы поместиться с моим ребенком! Не допусти, чтобы я, обессиленная, изнемогающая, еще раз была вынуждена принять милостыню, не допусти, чтобы я потеряла душевный покой и уважение к самой себе! Дай мне силы выполнить мой материнский долг!

Мольба, с которой эта женщина обращалась к богу, была нелепа, она требовала слишком много — не так ли, читатель? Правда, она не требовала ни министерского портфеля, ни славы, которую разносит стоустая молва, ни свободы без удержу предаваться запретным наслаждениям. Но она хотела жить и сохранить жизнь единственному существу, которое любила на земле, она хотела избегнуть нищенской сумы и не сгорать от стыда за себя… До чего же она была тщеславна, завистлива, жадна и необузданно требовательна! Не правда ли?

Она и на этот раз поборола себя, подавила терзавшие ее стыд, боль, тревогу. Сделав спокойное лицо, она встала, посадила плачущую девочку к себе на колени и стала рассказывать ее любимую сказку. Видимо, у нее было много мужества, большая сила воли. Неужели же этой силе суждено было остаться без применения, служить ей только для борьбы с собой, спасовать перед предательской беспомощностью ума и слабостью рук, бессильно склониться перед окружающей действительностью?

Всю эту долгую зимнюю ночь Марта ни на минуту не сомкнула глаз. Она смотрела в мрак, наполнявший комнату, прислушивалась к спокойному дыханию спавшего рядом ребенка и думала о том, что ей завтра предстоит делать.

На следующий день женщина в трауре входила в небольшой, но шикарный магазин, в витринах которого висели пышные женские платья и, как рой разноцветных бабочек, сверкали всевозможными красками изящные шляпки и крохотные чепчики. В этом магазине Марта когда-то заказывала свои туалеты.

Когда раздался звонок, из комнаты за магазином вышла молодая еще женщина, стройная и миловидная. Увидев Марту, она поклонилась ей и приветливо улыбнулась. Она узнала прежнюю заказчицу и была рада ее приходу.

— Как давно вы у нас не были! — все с той же приветливой улыбкой сказала хозяйка магазина. Но вдруг, заметив траурное платье Марты, прибавила: — Боже мой! Я слышала о постигшем вас несчастье. Я ведь хорошо знала пана Свицкого.

Лицо молодой вдовы приняло страдальческое выражение. Имя любимого и навеки утраченного человека острием кинжала коснулось свежей раны ее сердца. Но она не могла долго прислушиваться к голосу своей скорби и воспоминаний.

— Пани! — сказала она, глядя на стоявшую перед ней женщину. — Прежде я приходила сюда покупать, а теперь я пришла, как просительница, — не покупать, а продавать свое время и труд.