Марсианское зелье - [32]

«…Вот свезем мы его в зоопарк, а прилетят его товарищи? Что мы им скажем? Что отдали астронавта в зверинец, поместили в клетку на потеху толпе?

А что они нам на это ответят?»

Ленечка-Леонардо

– Ты чего так поздно? Опять у Щеглов была? – Всем своим видом Ложкин изображал покинутого, неухоженного мужа.

– Что ж поделаешь, – вздохнула его жена, спеша на кухню поставить чайник. – Надо помочь. Больше у них родственников нету. А сегодня – профсоюзное собрание. Боря – член месткома, а Клара – в кассе взаимопомощи. Кому с Ленечкой сидеть?

– И всё, конечно, тебе. В конце концов, родили ребенка, должны были осознавать ответственность.

– Ты чего пирожки не ел? Я тебе на буфете оставила.

– Не хотелось.

Жена Ложкина быстро собирала на стол, разговаривала оживленно, чувствовала вину перед мужем, которого бросила ради чужого ребенка.

– А Ленечка такой веселенький. Такой милый, улыбается… Садись за стол, все готово. Сегодня увидел меня и лепечет: «Баба, баба!»

– Сколько ему?

– Третий месяц пошел.

– Преувеличиваешь. В три месяца они еще не разговаривают.

– Я и сама удивилась. Говорю Кларе: «Слышишь?» – а Клара не слышала.

– Ну вот, не слышала.

– Возьми пирожок, ты любишь с капустой. А он вообще мальчик очень продвинутый. Мать сегодня в спешке кофту наизнанку надела, а он мне подмигнул – разве не смешно, тетя Даша?

– Воображение, – сказал Ложкин. – Пустое женское воображение.

– Не веришь? Пойди погляди. Всего два квартала до этого чуда природы.

– И пойду, – согласился Ложкин. – Завтра же пойду. Чтобы изгнать дурь из твоей головы.

В четверг Ложкин, сдержав слово, пошел к Щеглам. Щеглы, дальние родственники по материнской линии, как раз собирались в кино.

– Мы уж решили, что вы обманете, – с укором сказала Клара. Она умела и любила принимать одолжения.

– Сегодня Николай Иванович с Ленечкой посидит, – сообщила баба Даша. – Мне по дому дел много.

– Не с Ленечкой, а с Леонардо, – поправил Борис Щегол, завязывая галстук. – А у вас, Николай Иванович, есть опыт общения с грудными детьми?

– Троим высшее образование дал, – произнес Ложкин. – Разлетелись мои птенцы.

– Высшее образование – не аргумент, – сказал Щегол.

– Клара, помоги узел завязать. Высшее образование дает государство. Грудной ребенок – иная проблема. Почитайте книгу «Ваш ребенок», вон на полке стоит. Вы, наверное, ничего не слыхали о научном обращении с детьми.

Ложкин не слушал. Он смотрел на ребенка, лежавшего в кроватке. Ребенок осмысленно разглядывал погремушку, крутил в руках, думал.

– Ату, – проговорил Ложкин, – агусеньки.

– Ату, – откликнулся ребенок, как бы отвечая на приветствие.

– Боря, осталось десять минут, – напомнила Клара. – Где сахарная водичка, найдете? Пеленки в комоде на верхней полке.

Николай Иванович остался с ребенком один на один.

Он постоял у постельки, любуясь мальчиком, потом, неожиданно для самого себя, произнес:

– Тебе почитать чего-нибудь?

– Да, – сказал младенец.

– А что почитать-то?

– Селебляные коньки, – ответил Ленечка. – Баба читала.

Язык еще не полностью повиновался мальчику.

Ленечка-Леонардо протянул ручонку к шкафу, показывая, где стоит книжка.

– Может, про репку почитаем? – спросил Ложкин, но ребенок отрицательно подвигал головкой и отложил погремушку в сторону.

Ложкин читал книжку более часа, утомился, сам выпил всю сахарную водичку, а ребенок ни разу не намочил пеленок, не ныл, не спал, увлеченно слушал, лишь иногда прерывал чтение конкретными вопросами: «А что такое коньки? А что такое Амстелдам? А что такое опухоль головного мозга?»

Ложкин как мог удовлетворял любопытство младенца, все более попадая под очарование его открытой яркой личности.

К тому времени, когда родители вернулись из кино, дед с мальчиком подружились, на прощание Леонардик махал деду ручкой и лепетал:

– Скол ей плиходи, завтла плиходи, деда.

Родители не прислушивались к щебетанию крошки. С этого дня Ложкин старался почаще подменять жену. Фактически превратился в сиделку у мальчика. Щеглы не возражали. Они были молодыми активными людьми, любили кататься на коньках и лыжах, ходить в туристские походы, посещать кино и общаться с друзьями.

Месяца через два Ленечка научился садиться в постельке, язык его слушался, запас слов значительно вырос. Ленечка не раз выражал деду сожаление, что неокрепшие ножки не позволяют ему выйти на улицу и побывать в интересующих его местах.

Порой Ложкин вывозил Ленечку в коляске, тот жадно крутил головкой по сторонам и непрестанно задавал вопросы: почему идет снег, что делает собачка у столба, почему у женщин усы не растут и так далее. Ложкин, как мог, удовлетворял его любопытство. Дома они вновь принимались за чтение или Ложкин рассказывал младенцу о своей долгой жизни, об интересных людях, с которыми встречался, о редких местах и необычных профессиях. Как-то Ленечка сказал деду:

– Попроси маму Клару, пусть разрешит мне учиться читать. Ведь шестой месяц уже пошел. Я полагаю, что в моем возрасте Лев Толстой не только читал, но и начал замышлять сюжет «Войны и мира».

– Сомневаюсь, – ответил Ложкин, имея в виду и Льва Толстого, и маму Клару. – Но попробую.

Он прошел на кухню, где Клара, только что вернувшись из гостей, готовила на утро сырники.