Марсиане - [12]

— Это нервное... — послушав Вику, сказал врач. — Это реакция на стрессовую ситуацию.

Стресс, видимо, спал, снова Вика глубоко и свободно дышала, и мать успокоилась.

— Что с тобой случилось сегодня? — спросила она.

— Ничего... — ответила Вика и заплакала.

С этого дня у нее начали выпадать ресницы. Тоже от стресса, как объяснил врач.

Вика не обманывала мать. Она сама не понимала: что происходит. Никто не обижал ее, разве это обида, когда тебя не замечают? Просто невыносимо прочная пленка, повисшая вдруг, отделяла Вику от одноклассников, и невозможно было докричаться до них.

Через полтора месяца Вика догнала класс по всем предметам и пятерки снова заполнили ее дневник, но пленка отчуждения не рассасывалась, и, пересилив себя, Вика отправилась однажды вечером к своей бывшей подружке Ирке.

Иркиных родителей дома не было, а сама Ирка то ли ждала кого, то ли собиралась куда–то. Она встретила Вику уже одетая и накрашенная.

— Ну! Чего тебе надо? — не слишком–то приветливо спросила она. — Что опять стряслось?

Сбиваясь, Вика торопливо рассказала ей все. И про то, что у нее стрессы, и про отчуждение, которое душит ее в классе.

Нахмурившись, Ирка взглянула на часы.

— Потому что дура, вот и живешь так! — сказала она. — Только и знаешь уроки зубрить. А зачем? Я своим сказала уже: если хотят, чтобы я дальше училась, пускай в школу чего–нибудь несут. Думаешь, там знания наши нужны? Как же... В общем, я и пальцем не шевельну, пускай сами думают, куда меня устраивать... Поняла?

— Поняла... — сказала Вика, хотя ровным счетом ничего не поняла. — Ну а мне... Мне–то что делать?

— Тебе? — Ирка критически оглянула ее. — Слушай, а что это у тебя с ресницами? Выпадают, что ли?

— Выпадают... — Вика виновато опустила голову. — Психиатр говорит, что это от стрессов...

— Ни фига себе! — возмутилась Ирка. — Видишь, чем твои зубрежки кончились? Скоро у тебя и волосы полезут.

И она снова взглянула на часы.

— Слушай! Мне сейчас некогда с тобой разговаривать, но ты подумай обо всем сама. Без компании ты пропадешь совсем. Совсем застрессишься.

— Я знаю... Только где ее взять–то, компанию. У меня из всех подруг — ты одна, да и тебе тоже некогда.

— А ты... — Ирка чуть смутилась. — Ты тачку купи...

— Тачку?!

— Ну да... Мы так магнитофон называем.

— А зачем?!

— Зачем? Записи достанешь, вот и прибьется к тебе какая–нибудь компания. Сечешь? Да с хорошей аппаратурой, пусть у тебя хоть все ресницы повыпадут, все равно без компании не останешься...

Магнитофон Вике купили...

В субботу отец съездил в комиссионку в Апраксин и привез оттуда черный с иностранными надписями кассетник.

Оставшись наедине с магнитофоном, Вика осторожно потрогала прохладные черные клавиши. На клавишах оставались сероватые, быстро тающие дымки.

Вика нажала на клавишу, и из черной глубины динамика рванулась музыка, даже скорее не музыка, а нечто напористое, властное... И только мгновение, короткое мгновение раздумывала Вика, не зная, как ей сейчас быть, это властное и напористое захватило, смяло ее, и Вика — впервые за последние месяцы — блаженно прикрывала глаза, безраздельно отдаваясь во власть рвущейся из динамиков стихии.

Наступившая в паузе тишина оглушила ее. Вика мотнула головой, но уже кончилась пауза, какая–то скрежещущая, когтистая музыка снова обрушилась на Вику, и она не сразу расслышала телефонный звонок. Звонила Ирка.

— Тебе маг купили? — сразу спросила она, едва Вика взяла трубку.

— Ага! — ответила Вика и специально поднесла трубку к динамику, чтобы и Ирка могла услышать, как, скрежеща, распахиваются сейчас перед Викой тяжелые двери, в которые так долго не могла достучаться она!

— Ничего запись... — снисходительно похвалила Ирка. — Только очень старая. Сейчас интереснее есть. «Странные игры», «Кино», «Поп–механика»...

— А где?.. — Вика запнулась. — Где их достать можно?

— Достать... — иронически проговорила Ирка. — Нигде ты их не достанешь. Вот если хочешь послушать, то давай тащи свою тачку, мы сегодня собираемся у Игоря побалдеть, а у него машина как раз сломалась. Или хочешь, к тебе придем?

— А кто такой Игорь?

— Да ты не знаешь его. Он из соседней школы... Так приходить?

— Приходите...

Рванувшаяся из холодноватой глубины кассетника музыка теперь уже не смолкала в Викиной комнате. Она то ласково обволакивала Вику, то властно захватывала ее, бросала в своем потоке — так, должно быть, бросает от берега к берегу бурливая горная река неумелого пловца, — то вдруг подкидывала вверх, и Вике казалось, что она и не касается уже ногами земли, а летит, и высоко и просторно вокруг... Оттуда–то, из разверзшейся вышины, из нежнейшей голубой дымки и увидела однажды Вика лицо Игоря, паренька, с которым она подружилась за этот месяц. Сжалось, а потом радостно и быстро — тук–тук–тук! — застучало сердце, властным потоком музыки Вику словно бы бросило к Игорю, она протянула к нему руки, и так азартен был ее порыв, что Игорь вскочил и, дотронувшись до Викиных пальцев, взлетел сам, и они полетели вместе, подхваченные ветром музыки, летели, лишь изредка касаясь пальцами друг друга, летели, пока не докрутилась кассета.

— Ну ты, старуха, даешь! — проговорил Игорь, падая в кресло. И как–то особенно — глаза в глаза — взглянул на Вику. Так же смотрел на нее когда–то Костя, но тогда было страшно и гадко, а сейчас — радостно. И снова, еще быстрее, застучало сердце, и Вика, гибко перегнувшись, переставила в магнитофоне кассету, и снова рванулась из динамиков музыка, и, подхваченная ее вихрем, полетела Вика... Куда? Она сама не знала этого, но сладостен был полет, и хотелось, чтобы никогда не кончался он.