Маршем по снегу - [3]

Из двора был ещё один выход на перпендикулярный Кутузовскому проспекту проезд, остальные проходы были заблокированы шлагбаумами. Когда Артём подбежал к выходу, из арки как раз выходил второй парень. Полковник схватил его за грудки и гневно прохрипел:

— Где мой портфель?

— Ты что, дядя, какой портфель? — произнёс прыщавый и, вырвавшись из рук, отпрыгнул к стене. В руке у него Артём увидел кусок арматуры.

— Тебе конец, дядя! — взвизгнул парень и попытался нанести рубящий удар. Тренированное тело полковника сработало автоматически. Уклонившись от арматуры и взяв на излом руку противника, Артём её просто… сломал. Прыщавый страшно заорал от боли, и в этот момент сзади завизжали тормоза. Полковник обернулся и увидел, как из остановившейся милицейской машины выскочили два служивых с автоматами.

— Стоять! Лицом к стене! — рявкнул сержант.

— Товарищ милиционер! Он на меня напал и хотел ограбить, — плачущим голосом завопил прыщавый, — и руку сломал.

— В отделении разберёмся. Сергей! Этого в машину, — указав на Артёма, отдал распоряжение сержант второму милиционеру, — а потерпевшему будем вызывать скорую помощь.

Через час Артём сидел в дежурной части местного отделения милиции в комнате для временно задержанных. Все его попытки объяснить, что потерпевший он, а прыщавый со своим другом украли у него портфель, ни к чему не приводили. Дежурный старший лейтенант, как заведённый, отвечал, что придёт дознаватель и всё расставит по своим местам. А когда этот дознаватель появится, неизвестно, поскольку он на выезде.

Складывающаяся ситуация уже стала тяготить Артёма: автомобиль с вещами брошен, портфель пропал, дознавателя, видимо, сегодня уже не будет, а сидеть в клетке до утра полковника не прельщало.

— Старлей! Подойди, дело есть, — решился Артём.

— Ну, какое дело?

— Мне позвонить надо, чтобы машину с улицы забрали.

— Дознаватель придёт, его и будешь просить.

— Слушай, подойди поближе, — тихо попросил полковник. — У меня в бумажнике, как ты знаешь, где-то тысяч восемь. Возьми себе красную бумажку, а мелочь оставь мне. Пойми, один звонок только.

Время подходило уже к обеду, и многие сотрудники разошлись. В отделении стояла тишина.

— Хорошо! — громко произнёс старлей. — В туалет свожу, так и быть.

Около туалета он протянул телефон: «Один звонок, и быстро!» Артём набрал номер своего бывшего начальника по прежней службе и давнего друга Кондратьева Вячеслава Викторовича.

— Викторович! Привет! У меня проблема одна возникла, машину на Кутузовском надо забрать… Где я? Да в местном отделении милиции… Сам разберусь… Ладно, пока.

— Держи телефон, теперь можно и покемарить немного, — сказал Артём и вернулся за решётку. — Хотя вряд ли здесь уснёшь. Вон привели двух пьяниц. Они концерт решили устроить, орут и орут. Только голова стала раскалываться.

***

Постепенно полковник ушёл в себя, и перед ним вновь всплыли события прошедшего года и его неожиданное увольнение из армии.

Проводимые бывшим директором мясного комбината, а ныне министром обороны не объяснимые для здравого смысла реформы, непрерывные оргштатные изменения, а точнее, бездумные и немотивированные сокращения, встретили противодействие и неприятие в армии, заставили уйти по собственному желанию многих грамотных и опытных офицеров и генералов Генерального штаба. Не стал исключением и Артём.

Руководимый им аналитический отдел давал нагора уникальную прогностическую оценку развития ситуации в Северо-Восточной Азии. Сокращение штатов, наконец, коснулось и его подразделения. На беду, добавилась не объяснимая для полковника болезнь. Хотя и болезнью назвать его состояние было сложно. Работая последние годы на пределе физических возможностей, Артём стал замечать за собой появление не проходящего даже после отпуска чувства усталости. Непрерывный поток зачастую противоречивых указаний начальника Генштаба и министра обороны вызывали отторжение. Претило ему явное хамство и постоянное унижение офицеров Генштаба со стороны «обвальщика». Ощущение ненужности постепенно перерастало в безразличное отношение к службе. Введённые министром денежные награды для «отличившихся» офицеров нанесли серьёзный удар по единству офицерского корпуса и самому понятию служения Отечеству. Было больно и стыдно. Да и коллеги стали обращать внимание на участившиеся случаи проявления у Артёма раздражительности и агрессивности. В итоге всё свелось к увольнению, к тому же ещё и со скандалом.

Как сейчас он помнит тот злополучный день, когда ровно в 9 часов утра в дверь его кабинета кто-то постучал и, просунув голову, тихо произнёс: «Можно войти?»

— Можно китайца за яйца, мышку вприпрыжку или кобылу с разбегу, а всё остальное раз-ре-ши-те! Ясно? — неожиданно для себя со злостью произнёс полковник. Любой день в Генштабе начинается с хорошей кружки крепкого чая. Это святое! А здесь налицо явная попытка нарушить устоявшиеся традиции.

Дверь закрылась, и Артём услышал лишь удаляющиеся шаги.

Через пять минут в кабинет ворвался разъярённый начальник управления генерал-лейтенант Кондратьев Вячеслав Викторович.

— Ты что себе позволяешь, Королёв? Ведь это представитель Департамента по оптимизации, созданного по личному указанию министра! Это его человек… — уже тише произнёс генерал.