Маршал - [48]

Эти трое суток пролетели, как три мгновения, а навсегда запечатлелся в памяти Тоты последний эпизод.

Как и привели, также строем и руки за спиной Даду уводили. И теперь Тота смотрел ей вслед, и она, зная это, обернулась, улыбнулась и помахала ему рукой, послав воздушный поцелуй, что уже было нарушением. Идущий сзади конвоир грубо толкнул её автоматом. Дада огрызнулась, вроде подчинилась. Но когда до угла здания, где она скрылась бы из вида, осталось несколько шагов, она вновь обернулась, подпрыгнула и загарцевала в лезгинке, что Тоту вовсе не удивило. Это был мужской танец, где под конец она окончательно поразила его, выдав с некоей издевкой его же коронный финт-па, как горный орел – крылья, во всю ширь!

– «Маршал»!

– Сумасшедшая, – прошептал Тота и подумал: «Точно чеченка. Бунтарь!»

* * *

Только попав в тюрьму, Тота Болотаев стал думать, что, как ни странно, многое роднит его с Дадой Иноземцевой. Даже срок ему дали такой же, как и ей. Но у неё дело очень серьезное и конкретное, а, впрочем, разве она виновата? По крайней мере, с тех пор, как Тота ознакомился с копией её судебного дела, он был потрясен. И у него было столько вопросов к ней, но он их почему-то так и не задал. Прежде всего не задал потому, что, как ему показалось, и ей не хотелось об этом говорить. А в двух словах всё сложилось так.

Когда мать Тоты выставила Иноземцеву из общежития, то она фактически оказалась на улице без никого и ничего. Как позже Тоте стало известно, она попросила в долг у соседей-иностранцев сто рублей, ей дали пятьдесят. Для Москвы это не деньги. Иноземцева по объявлению устроилась на работу уборщицей улиц, и всё, может, со временем наладилось бы, однако и прошлое не отпускало. Дада как-то связалась со своей подругой по детдому, что осталась жить в Ухте, и та сообщила, что баба Клара при смерти, почему-то вспомнила Даду: мол, перед смертью хочет перед ней покаяться и кое-что поведать.

Дада помчалась в Ухту. Бабы Клары уже не было. Но эта очень жесткая и жестокая по жизни женщина, как она любила говорить – истинный ленинец-коммунист, – под конец долгой жизни решила исповедаться, покаяться в грехах. Кое-что поведала и об Иноземцевой.

Конечно, в этой истории, тем более переданной не из первых уст, было много туманного. Однако кое-что в судьбе Дады прояснилось.

Всем, в том числе и Даде, было понятно, что Иноземцева не настоящая её фамилия. А вот Клара знала настоящую и, записав, сдала в архив. Но архив сожгли. Специально сожгли, и это другая история. И Клара точно помнила, что Иноземцева, ещё будучи грудным ребенком, вместе с отцом появилась в поселке – поселении Ухта – где-то в конце 1966 года.

Ее отец – чеченец. В прежние времена, не церемонясь, ребенка бы определили в детдом, а родителя – по заслугам. Но середина шестидесятых – это оттепель. Оттепель во всем. И отца с ребенком не разлучили, тем более что дело было совсем непонятное и мало кому знакомое. В итоге где-то через год после очередных судебных процессов Иноземцеву, точнее её отца, то ли освободили, то ли перевели на вольное поселение.

И вот отец Дады покидал территорию поселка-поселения. В одной руке у него был огромный чемодан, а другой он вел за руку уже шагающую девочку. На выходе из зоны стоял комендант – местный хозяин всего и вся – подполковник Приходько. Как будто он ничего не знает и не ведает, он потребовал у отца Дады документы о переводе на вольное поселение.

Рассматривая постановление, комендант выдал:

– Да, времена пошли. Кого надо в расход либо в топку, отпускают да ещё извиняются. Жиды в Москве власть захватили. А вас чеченов-предателей мало было выслать, в море топить надо было, в море. Сталин так и хотел сделать, но те же жиды отговорили… Ну ничего, мы ещё есть и будем, и таких, как ты и твою дочь…

Тут чеченец влепил подполковнику оплеуху. Приходько его тут же застрелил.

Дочь кинулась к отцу, крича:

– Дада! Дада! Дада!

…Девочку отвезли в санчасть и, чтоб не было лишних хлопот, решили дать ей новое имя и фамилию.

– Как девочку назовём? – спросили через пару дней у коменданта.

– Какую девочку?

– Та, что Дада кричала.

– Так и назовите – Дада.

– А фамилия?

– Ну кто она? Иноземцева.

– А отчество?

– Много чести им. Без отцовства и отчества… Исполнять.

Вместе с этой информацией Дада узнала, что ныне Приходько живет под Москвой, в Одинцове. Дада поехала туда. Дом, где жил Приходько, окружен высоким глухим забором с массивными воротами, через которые просто так не войти и не достучаться.

Но Дада сообразила, что ранним утром должен приехать мусоровоз. Пожилой работник – узбек мусор выносил, а Дада тут как тут с вопросом:

– А не нужна вам в хозяйстве домработница? Согласна на любые условия.

Узбек по-хозяйски осмотрел Даду и спросил:

– Откуда? Документы есть? Подожди, – он скрылся за воротами, не скоро, только минут через десять, вернулся. – Проходи, – сказал он и предупредил: – Хозяин старый, но всё видит и слышит. Так что веди себя так, как положено вести себя с господином. И исполнять всё. Понятно?

– Понятно.

Так Иноземцева проникла в дом – это бывшая загородная дача какого-то маршала, в которой теперь жили лишь Приходько и его слуга – узбек.