Марш авиаторов - [3]

Однажды осенью я отнес свои рисунки в художественную школу, и меня - к моему удивлению - в нее приняли, несмотря на то, что я не сдавал вступительных экзаменов и что занятия уже давно начались. Родители, когда я рассказал им об этом, ответили мне категорическим отказом. Они долго, вдвоем, объясняли мне, что художник - это не профессия, что художники - никчемные бездельники, не зарабатывающие ни гроша, и что все они - горькие пьяницы, такие же, как двоюродный брат моего отца дядя Вася, позор семьи... Они его даже как-то пригласили в гости, и он, как я теперь догадываюсь, за бутылку водки провел со мной воспитательную беседу. Посмотрев мои рисунки и определив их как абсолютно никчемные, он грустно объявил, что из меня ничего путного не получится.

"Вот видишь, - сказала мне мама, когда он ушел, - все художники - пьяницы. - Папа не сказал ничего, потому что спал. - Если будешь художником - тоже станешь пьяницей. А мы хотим, чтобы ты стал человеком", - закончила она.

Не знаю, стал ли я человеком, но вот художником я так и не стал. Хотя водку пить - в итоге - научился. И даже полюбил...

Поерзав в кресле, я приподнялся.

- Ты куда? - шепотом спросила жена, удивленно округлив глаза.

- В туалет. Что-то... - так же шепотом ответил я.

- Какой же ты - неужели не дотерпеть?!

- Не могу, - соврал я.

- Ладно, иди, - разрешила она, - только тихо...

- Хорошо-хорошо, - сказал я и, согнувшись в три погибели, пробрался к боковому выходу.

В вестибюле я с наслаждением стал прохаживаться взад-вперед, разминая ноги. Хотелось курить. Я достал пачку сигарет и обнаружил, что забыл зажигалку в куртке, а номерки остались у жены. У будки вахтера стоял рабочий и о чем-то беседовал с вахтершей. Я прикурил от его зажигалки, пустил струю дыма в потолок и обнаружил висевшую на стене маленькую телекамеру.

- Ого, - сказал я рабочему, - а у вас здесь строго!

- Да... как положено, - ответил он.

- А зачем она? - кивнул я на камеру. - Чтобы у музыкантов инструменты не увели?

- Да ну, кому они нужны... Начальству просто деньги девать некуда. Вон, смотрите, - подозвал он меня.

Я подошел к будке. Там сидела старушка-вахтерша, а перед ней на столе стоял цветной двадцатиоднодюймовый телемонитор с надписью "SONY". На экране застыло изображение внутренней стороны входной двери и узкой трапеции пола под ней.

- Хорошо показывает, - сказал я.

- А есть еще одна, во внутреннем дворе, - как-то даже с гордостью сказал он. - Переключи, Андреевна.

Старушка нажала на кнопку, и вместо двери на экране появился мусорный бак под обшарпанной стеной.

- А бак-то зачем? - спросил я.

- А это электрики, видно, лампочку во дворе меняли и сдвинули камеру. Она же на шарнире: куда повернешь - то и показывает... Вообще-то, она ворота должна показывать...

- Открытые? - спросил я.

- Да нет, закрытые, - как-то неуверенно ответил рабочий.

Мы молча докурили.

Я подумал о том, что совсем недалеко отсюда, на канале Грибоедова, живет мой школьный друг Левка. До окончания концерта было еще далеко, и если наплевать на отсутствие куртки и шапки, то, чем болтаться здесь, лучше уж посидеть у него.

С Левкой и Славиком мы дружили еще со школы и потом иногда встречались в парке Лесотехнической академии, где в свое время учился Славик, чтобы выпить водочки в академических кустах. Такова уж была традиция, взявшая свое начало в далекие школьные годы, когда в тревожно дрожавших тенях от веток, скрываясь от посторонних глаз и милиции, мы с упоением играли во взрослых их же игрушками вином и папиросками.

Там пахло землей, бузиной и табачным дымом от нашего "Беломора" и особенно легко было понимать друг друга, когда стакан пускался по кругу, а разговор еще только начинался и самое интересное было впереди. А если, вдруг задетые кем-то случайно, звонко ударялись друг о друга пустые бутылки, валявшиеся в траве под ногами, то казалось, что звук этот разносится по всему парку, и мы приседали, шикая друг на друга.

Вот где была акустика!..

С Левой мы не виделись уже давно.

После того, как погиб Славик, мы стали встречаться все реже и реже, а когда от Левы ушла Ирина, наши встречи почти и вовсе прекратились: казалось он избегает меня...

Но почему?..

В отрочестве Лева был выдумщик и пересмешник. ...Помнится, в школьном коридоре висело множество картин на разные революционные темы, главным персонажем которых, естественно, был Ленин. Нам нравилось их комментировать. Комментатором, соответственно, был Левка. Если бы хоть один из этих комментариев услышал наш учитель истории по кличке Брут, Левку наверняка бы вышибли из школы.

Например, второй съезд РСДРП. Лондон, 1902 год... Плохо освещенный подвал со сводчатым потолком. Возможно - пивная...

В полумраке (нелегалы) на скамьях, вплотную, сидят делегаты. Их глаза горят жадным огнем, словно у мартовских котов: они слушают речь Ленина. Он стоит сбоку у стола президиума, за которым сидят несколько человек.

В отличие от голодных (с виду) делегатов, у членов президиума весьма степенный и сытый вид; правда, они прячут глаза от публики: сразу видно меньшевики.

Стол покрыт темным сукном, и на нем одиноко стоит то ли графин с длинным горлышком, то ли бутыль...