Марш авиаторов - [21]
Расплатился он в кафе щедро: мы пили коньяк, водку, потом шампанское и опять водку и съели две солянки и три порции шашлыка, два из которых съел он сам. На следующий день он просил Ильина замолвить за него словечко перед Людкой, чтобы та выписала ему внеплановый аванс...
Пришел Леха и с порога начал ругаться:
- Ну, блин, доценты с кандидатами!
- Что случилось? - спросил я.
- Пятьсот кило... Какие там пятьсот кило! Я думал - приборы какие-нибудь, а там - полторы тонны пива с укропом: сто ящиков "Балтики" и коробок пятьдесят укропа... Тоже в коммерцию вдарились!
- Ну и правильно, - поддержал предприимчивых ученых Ильин, - не фиг воздух возить... Рейс-то оплачен...
- Ага, керосина на полторы тонны меньше возьмем...
Ильин допил чай и ушел оформлять полетную документацию. Леха заправлял самолет топливом - подъехал топливозаправщик. А я остался сидеть в кресле, согретый чаем, помня наказ командира никому не показываться.
Наконец в крытой шаланде привезли груз. В кабине шаланды сидели Вовочка и сопровождающий - средних лет интеллигентный мужчина. Из грузчиков был всего один не совсем трезвый дядька.
Шаланду подогнали к двери задом, причем между дверным порогом и кузовом осталось расстояние не меньше полуметра: Леха не разрешил подгонять машину к самолету ближе, чтобы не нарушать инструкцию "по подъезду спецтранспорта к воздушным судам". Я так понял - из вредности... Вовочка куда-то исчез: наверное, ушел помогать Ильину.
Интеллигентный сопровождающий, он же ученый-коммерсант, вместе с одиноким грузчиком начали перетаскивать ящики с пивом из шаланды в самолет, начиная устанавливать их от самой перегородки, за которой кабина пилотов. Ящиков было много, и они ставили их в четыре яруса. Погрузка шла медленно.
Я наблюдал за тем, как они, с трудом обходя друг друга, перемещаются по салону, и спросил у грузчика, где его товарищи, поскольку грузчиков на складе было четверо. Грузчик, поставив ящик, только с досадой махнул рукой, словно отгоняя от себя тянувшийся за ним шлейф перегара.
Ученый-коммерсант, поднося новый ящик с пивом, каждый раз с интересом поглядывал на мой синяк, и мне казалось, что он хочет о чем-то меня спросить, но никак не решается ввиду своей интеллигентности: я просматривал газету, которую мне сунул Ильин. Наконец, поставив очередной ящик, он, слегка смутившись, произнес:
- Извините, можно мне вас спросить?
- Конечно, можно, - разрешил я.
- Понимаете... Грузчики пьяные... В лабузы... Не могли бы вы помочь нам, а то время идет... Я заплачу - не волнуйтесь...
А действительно: может, размяться? Его предложение показалось мне вполне подходящим, и я согласился.
- Помочь, конечно, можно, - сказал я, снял пальто и надел поверх кителя Лехину рабочую куртку.
Дело пошло веселее: я оказался тем недостающим звеном в цепочке, появление которого сразу же упорядочило несколько хаотичный процесс погрузки. Я встал у порога и передавал ящики, подносимые ученым-коммерсантом из шаланды похмельному грузчику, которому теперь никто не мешал ходить по самолету туда-сюда. Туда - по синусоиде, сюда - придерживаясь за борта лайнера, словно погрузка происходила в воздухе, причем в кучево-дождевой облачности. Работа шла довольно быстро, и скоро внутренность самолета стала напоминать складское помещение: по обоим бортам штабелями стояли ящики с бутылками, между которыми был узкий проход в кабину. Когда в шаланде оставалось несколько последних коробок с укропом, в зазор между краем кузова и дверью откуда-то снизу пролез Хурков.
Он заглянул в опустевший кузов шаланды, где стояли две коробки с укропом, одну из которых поднимал ученый-коммерсант, потом заглянул в самолет и, увидев заставленный коробками салон, попытался заглянуть внутрь прохода, но это у него не получилось, и тогда, строго посмотрев на меня, он спросил:
- Ну как?
- Заканчиваем, - ответил я бодро.
- Ну и рожа, - сказал он. - Скоро?...
- Две минуты, - ответил я, и Хурков исчез.
Последняя коробка с укропом никуда не влезала, и ее поставили поперек прохода, перед туалетом. Шаланда уехала. Коммерсант-ученый-сопровождающий с облегчением вытер носовым платком мокрое лицо. Висевшая на его носу капля пота, не дождавшись платка, капнула ему на ботинок. Рядом с ним, облокотившись на коробки, застыл в ожидании гонорара молчаливый грузчик.
Я ушел в кабину. Следом за мной по проходу, стараясь не задеть ящики, шли летчики.
Подождав, пока все рассядутся по своим местам, ученый вытащил из ближайшего ящика две бутылки пива. На характерный звук от соприкоснувшегося стекла обернулся Леха, сидевший на своем откидном сиденье между пилотами. (Место второго пилота занял проверяющий, пилот-инструктор Мышкин, слева сидел командир. Вовочке места у штурвала не досталось, впрочем, он особо и не рвался и, как воспитанный человек, пропустил вперед более старших товарищей.) Пиво предназначалось, видимо, мне в качестве гонорара за помощь в погрузке, но, наткнувшись на угрюмый взгляд Лехи, ученый протянул бутылки ему, предложив: "Может, пивка?"
- Ты что - озверел? - ответил Леха и повернулся к приборной доске.
По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.