Маросейка,12: Операция «Зеленый лед» - [2]

Да, он уже не мальчик, ему сорок, и он похож на стареющего Мефистофеля, но это пустяки! В душе он остался все тем же Борей, который так мечтал о чем-то необычном и сверхъестественном и которого одноклассники частенько били за хитрость и вранье. Но где они теперь, эти уроды, честные мальчики, у которых туго с воображением? Где они? Чем занимаются? Стоят у станков на заводе или корпят над чертежами в ожидании жалкой зарплаты, которую к тому же и выплачивают им с полугодовыми задержками и на которую невозможно прокормить семью? Где они все? Пьют горькую и валяются под заборами? И что из того, что валяются там они честно, с гордостью плюхая в подзаборную грязь свою чистенькую и никому не нужную совесть?

Боря подошел к старинному письменному столу и, сев в кресло с высокой резной спинкой и высокими же подлокотниками, достал из ящика стола билет на самолет и загранпаспорт, прислонил их к резному письменному прибору в виде стоящей на задних лапках мышки. Пусть стоят здесь – так он наверняка не забудет сунуть их завтра в портфель… Слегка развернувшись в кресле, Тарчевский протянул руку к небольшому пейзажу кисти Айвазовского, висевшему у него за спиной. Отойдя от стены, картина открыла вделанный в стену сейф. Послышался щелчок, и дверца открылась. Тарчевский взял из сейфа папку с бумагами, а затем небольшой серого бархата мешочек. Вот оно, то, что резко изменит его жизнь!..

Он извлек из стола мощную лупу, открыл папку, выбрал в ней широкий лист и высыпал рядом содержимое бархатного мешочка. Перед ним на суконной поверхности старого письменного стола лежало штук двадцать крупных изумрудов изумительной огранки, ярко сверкающих в свете настольной лампы. Вот он, залог его будущей яркой жизни.

Он взял наугад один камень и принялся разглядывать его в лупу, поглядывая одновременно на лист из папки, – на нем был изображен последний заказ, Ледяная диадема. У этого арабского шейха определенно недурной вкус и слишком много денег. Диадема, при всей ее эффектности, не стоит и четверти того, что он за нее дает. Но у шейхов свои привычки. Дай бог им здоровья. Замечательные привычки, для заказчиков просто находка. Как долго он, Борис Тарчевский, ждал чего-нибудь подобного. И дождался. Сейчас, когда больше половины заказа выполнено, часть той огромной суммы, которую платит шейх, он получит уже завтра. Конечно, у него остается мало времени на выполнение второй половины заказа, огранщикам придется поднажать, но у него все шансы успеть. А уж тогда…

Высокие напольные красного дерева часы мелодично пробили двенадцать раз. И только в квартире снова наступила тишина, как вдруг раздался резкий звонок телефона. Вздрогнув от неожиданности, Тарчевский взял трубку:

– Слушаю вас.

– Борис Самуилович, это я, Николай…

– Какой Николай?

– Рудин. Николай Рудин, Борис Самуилович! Бурмистров просил меня срочно завезти вам бумаги.

Рудин был начальник службы безопасности «Самоцветов», и звонку его Боря не удивился. Но вот время…

– Чего вдруг так срочно? – спросил он,

– Вы ж утром вылетаете. А это что-то очень важное. Он просил, чтобы вы сразу позвонили, как прочтете. Я в машине, у подъезда.

– Ну хорошо. Заходи.

Тарчевский положил трубку и принялся неторопливо собирать изумруды в серый бархатный мешочек. Ничего, Рудин подождет. Не мог позвонить заранее. И что, собственно, за срочность такая? Какая-то совковая манера проявлять рабочее усердие именно по ночам…

2

Через несколько минут Николай Рудин уже входил в квартиру вслед за Тарчевским. Это был человек лет сорока пяти, с неприметным обыденным лицом.

Мужчины прошли в кабинет. Хозяин остановился у стола и, не предлагая гостю сесть, молча протянул 'руку. Поздний визитер, не снимая тонких кожаных перчаток, открыл кейс, достал оттуда узкий длинный конверт. Тарчевский взял конверт и, на ходу вскрывая его, двинулся к креслу. Уже садясь, он вытянул оттуда несколько сложенных листов бумаги, но прочитать их не успел…

Единственное, что он смог, – это вскинуть голову, уловив боковым зрением какое-то движение позднего гостя. И это было все, что он успел… Николай, сделав пару стремительно скользящих шагов, оказался рядом с хозяином и, резко взмахнув рукой, нанес ребром ладони сильный удар сзади и сбоку по шее. Тарчевский коротко всхрапнул и, мгновенно потеряв сознание, ткнулся лицом в бумаги.

Николай приподнял его и снова усадил в кресле прямо. Затем он положил на стол кейс, с которым пришел, извлек из него одноразовый шприц и ампулу. Отломил головку ампулы, всосал прозрачную жидкость. Закатал правый рукав рубашки Тарчевского, перетянул руку жгутом и профессионально ловко ввел жидкость в вену. Убрал все обратно в кейс. Посмотрел на часы, сел напротив хозяина квартиры, не без отвращения разглядывая смотрящие на него со всех полок мышиные морды…

Спустя десять минут Николай привстал и сунул под нос Тарчевскому ватку, смоченную нашатырным спиртом. Тарчевский застонал, дернулся и, открыв глаза, приподнял голову. Лицо у него взмокло от пота, глаза слегка закатились. Николай снова сел напротив, достал из кейса диктофон, поставил перед Тарчевским на стол.