Мародеры. Как нацисты разграбили художественные сокровища Европы - [86]
Проблема с прекрасной картиной Эмиля Нольде не юридическая, так как нет сомнений, что закон на стороне Музея современного искусства. Это проблема моральная, и только поэтому мы участвуем в этих переговорах, несмотря на неприятности, которые грозят нам только из-за того, что мы не желаем «прогибаться» перед жадным до наживы адвокатом.
Итак, по версии Ниттве, музей стал жертвой алчности американского юриста. Газете Dagens Nyheter он говорит: «Как государственному служащему, мне проще всего было бы отдать картину, но я считаю, что с моральной точки зрения это неверно».
По мере того как конфликт накалялся и звучали все более хлесткие слова, неожиданно начала вырисовываться альтернатива. Роуленд предложил новое решение: некий «спонсор» выкупает картину у наследников и отдает ее в аренду музею. Видлунд отвечает, что музейное руководство такой вариант устраивает и что они сами попробуют найти спонсора. Однако это не удается. Тогда спонсора находит Роуленд: он обращается к Чарльзу Голдштейну, который в начале 2009 года представляет обеим сторонам потенциального анонимного покупателя, имя которого не раскрывается общественности.
Похоже, стороны наконец-то, спустя столько лет, смогли договориться — но вдруг разгорается новый конфликт, из-за которого вся сделка оказывается на грани срыва. Спор теперь идет о том, сколько времени музей сможет держать картину у себя. Музей и тут начинает упираться — они хотят оставить «Цветочный сад» на 10–20 лет. Покупатель, анонимный коллекционер, готов предоставить произведение на 3–5 лет. Спор о сроке аренды приобретает настолько серьезный характер, что стороны уже готовы отказаться от сделки. В марте 2009-го Роуленд признает в интервью газете Fokus: «Мы вернулись к тому, с чего начали».
Но теперь уже сам Рикардо Лорка-Дойч пишет министру культуры Швеции и просит ее вмешаться. На протяжении всей тяжбы Лена Адельсон Лильерут старалась держаться в стороне и избегала отвечать на вопросы. Однако ей приходится ответить на письменный запрос, который подает член Народной партии, депутат риксдага Фредрик Мальм:
Через своего адвоката музей требует, чтобы наследники либо разделили с ним средства от продажи картины, либо предоставили картину в пользование на долгий срок. Другие государственные музеи в США и Европе, как правило, возвращают произведения безвозмездно. Учитывая этот факт, я хотел бы спросить, что Вы планируете сделать для того, чтобы шведские музеи вообще и Музей современного искусства в частности следовали Вашингтонским принципам, касающимся реституции произведений искусства, украденных нацистами во время Второй мировой войны?
В своем ответе Лильерут дает понять, что она на стороне музея:
Бывало, что произведение возвращали законному владельцу безвозмездно, однако Вашингтонское соглашение не предполагает во всех случаях безвозмездную реституцию. […] Государственный музей выступил как добросовестный приобретатель, поэтому право собственности на картину принадлежит шведскому государству. Кроме того, наследники ранее получили компенсацию от немецкого государства.
Хотя наследники в течение всей тяжбы лично принимают участие в деле, музей настаивает, что конфликт у него в первую очередь с адвокатом Роулендом. По словам Ниттве, музей несет моральную ответственность за то, чтобы произведения искусства не попадали в руки «алчных адвокатов». Руководитель пресс-службы музея Мария Муберг говорит в интервью газете Sydsvenskan в марте 2009 года, когда переговоры в очередной раз заходят в тупик:
У американского адвоката наследников Дэвида Роуленда нет никаких юридических аргументов. В противном случае он бы давно обратился в суд. Но ему приходится использовать другие средства, чтобы достичь своей цели. Поэтому он просто поливает оппонентов грязью, утверждает, что мы упрямы и не готовы к сотрудничеству.
В Швеции разгорается такая же дискуссия о реституции, как в свое время в Германии, хотя и не столь масштабная. Вопросы, однако, возникают те же. Критик Ингела Линд пишет небольшой комментарий в Dagens Nyheter под заголовком «Музей современного искусства не идет на переговоры. Наследники уже получили компенсацию». Она считает, что «музей не обязан торговаться, раз семья в 1960-е годы уже получила компенсацию от немецкого государства. Если наследники недовольны размером компенсации, им в первую очередь следует потребовать у немецкого государства больше денег». Линд считает, что «подобные тяжбы с музеями будут привлекать все новых корыстных адвокатов, лично заинтересованных в том, чтобы искусство приносило больше прибыли».
Главный редактор отдела культуры газеты Dagens Nyheter Мария Шоттениус высказывается еще более резко: «Не пора ли установить срок давности для такого рода дел, пока подобные иски не опустошили все музеи? Адвокаты богатеют, а искусство беднеет».
На дискуссионном форуме Newsmill ей отвечает Катарина Ренман Классон, специалист по авторскому праву и праву в искусстве: «Странное высказывание, учитывая, что Европа и весь мир стремятся к прямо противоположным решениям. Интересно, что за искусство, по мнению Шоттениус, хранится в наших коллекциях?» Классон хочет сказать, что проблема не в «доходах адвокатов, а в том, чтобы облегчить возврат украденных произведений законным владельцам. Странное мнение — выходит, чтобы не обеднеть, культура должна признать законность нацистских краж».
