Марковцы в боях и походах. 1918–1919 гг. - [109]

Реформирование Добровольческой армии

Генерал Марков, казалось, совершенно не отдыхал. С утра до вечера его можно было видеть в станице или скачущим куда-то верхом, или идущим куда-то быстрым шагом. Не было частей в его бригаде, которых он не навестил бы, не поговорил.

Особенное внимание он стал уделять Кубанскому стрелковому полку, который ежедневно увеличивался в составе, пополняясь приходящими с Кубани казаками. Вот он входит в один дом и застает казаков игравшими в карты, а рядом других, занимающихся уничтожением насекомых на своем белье. Казаки вскочили с растерянным видом. Генерал бодро и весело поздоровался с ними и сейчас же заговорил:

– А играть в карты не солдатское дело, а вот это солдатское, – указав на ловцов зверей.

Начав с этой полушутки-полувыговора, генерал Марков продолжал шутить и незаметно перешел на серьезный тон и указание – быть готовыми к бою. Казаки отвечали ему дружным: «Так точно! Слушаюсь!»

– Ну, продолжайте свои дела! – сказал он в заключение и ушел. Его проводили толпой.

– Ну, и генерал! Орел! Вот бы нам его атаманом! – говорили все в один голос, занявшись «своим делом», но не карточной игрой.

«Налетал» генерал Марков и к черкесам, служившим в его конвое и в Черкесском конном полку – все так же весело, с шутками. Эти простодушные люди любили его за беззаветную храбрость, за сердечный, без высокомерия, к ним подход, за заботу о них, за веселый нрав и справедливость. Поэтому черкесы всегда высоко ценили его похвалы, благодарности и по достоинству оценивали его взыскания, наказания и даже гнев. Случай, когда в походе генерал Марков плеткой выгнал в степь за грабеж одного черкеса, с предупреждением: вернется – расстреляет, вызвал в них восхищение. Черкесы, как и все добровольцы, не только любили своего генерала, не только боялись, но и буквально обожествляли его и были самозабвенно преданы ему.

* * *

В то время как Кубанский стрелковый полк быстро рос, в Офицерский полк пополнений не поступало. Очевидно, начальство надеется на прибытие офицерского пополнения – так предполагали в полку, хотя были бы рады и кубанцам, т. к., судя по тем, которые пришли к ним из Кубанского похода, кубанцы показали себя великолепным, исполнительным и дисциплинированным элементом. Помимо этого, они показали, что питают большое уважение к офицерам, как к начальникам, так и рядовым из них, стоящих с ними в общих рядах и выполнявших те же занятия, что и они. Казаки старались подражать офицерам и проявляли искреннюю готовность всячески услужить им. Казалось, возвращались старые, дореволюционные времена, когда у русских солдат не было революционного угара и разнузданности.

Предположения офицеров об офицерском пополнении в полк подтвердил и генерал Марков. И, действительно, пополнение стало прибывать ежедневно, хотя и малыми группами. Группы представлялись генералу Маркову, и каждому добровольцу он задавал 2–3 вопроса. Присутствующие на одном из таких представлений обратили внимание на довольно продолжительный разговор генерала с прибывшим поручиком.

– Как?! Вы решили идти по стопам дядюшки?

– Так точно! Посколько мне удастся, – был ответ поручика.

Попав в роту, этот поручик вызвал к себе большой интерес. Оказалось, он, поручик Незнамов, племянник профессора Академии Генерального штаба, генерала Незнамова, был знаком с генералом Марковым еще до войны. Во время войны связь между ними была потеряна, и вот – эта встреча в Добровольческой армии. Поручику Незнамову пришлось много рассказывать офицерам о тогда еще подполковнике Маркове, но и расспрашивать их об его службе в последние годы. Вывод поручика Незнамова: теория военного искусства, которую генерал Марков высказывал до войны, блестяще подтверждалась его делами последующих лет.

Порадовал поручик Незнамов офицеров своей уверенностью в поступлении в армию значительного числа офицеров и вообще добровольцев и главным образом сообщением о большом отряде полковника Дроздовского, имеющего чуть ли не 10 орудий и даже один бронеавтомобиль. Сомнения о росте Добровольческой армии окончательно рассеивались.

* * *

Генерал Марков хлопотал о возможном усилении своей бригады. Он довел свою 1-ю батарею до 4-орудийного состава, получив одно орудие от 2-й бригады и другое от донцов. Орудия, правда, были неисправны: их удалось поставить в строй лишь после начала нового похода армии. Для их обслуживания из 2-й роты Офицерского полка были выделены все артиллеристы, назначенные в нее во время отхода от Екатеринодара.

Для своей бригады генерал Марков считал необходимым иметь и маленькую кавалерийскую часть. По его просьбе командир конной бригады, генерал Эрдели, выделил сотню кубанских казаков под командой есаула Растегаева, которая получила название Отдельной конной сотни при 1-й пехотной бригаде.

– Сотне нашить черные погоны, – приказал генерал Марков, когда смотрел ее. С этого времени она неофициально стала называться марковской, как по подчинению генералу Маркову, так и по погонам его Офицерского полка.

Росла численно 1-я Инженерная рота. Она оставалась еще как пехотная единица, но уже стала выделять своих чинов по разным специальным службам: по связи, на железную дорогу (небольшой отрезок линии Торговая-Батайск), в броневой дивизион (в армии появились бронеавтомобили) и даже в авиацию. (Авиация Добровольческой армии зародилась в Ростове, но как Донская. Немцы дали 3 старых аппарата; из Киева прилетел русский аппарат. Эта эскадрилья производила полеты на фронте Донской армии, но когда Добровольческой армией была взята ст. Тихорецкая, она перелетела туда.)