Маркиза де Ганж - [19]

Тем же вечером, желая поделиться своим приключением во всех подробностях, шевалье пригласил нескольких друзей отужинать с ним у пирожника по имени Лекок, брата знаменитого Лекока с улицы Монторгейль; это был лучший ресторатор в Авиньоне, который, будучи человеком замечательной корпуленции, служил лучшим доказательством высокого качества своей кухни и, стоя обычно у дверей ресторации, заменял вывеску. Этот добрый малый, зная, каким изысканным вкусам он должен удовлетворить, расстарался как мог и для пущего спокойствия решил, что будет прислуживать сам. Собутыльники пили всю ночь, а наутро, когда были уже изрядно под хмельком, вдруг увидели хозяина ресторации, с радостной физиономией почтительно стоявшего у дверей. Шевалье сделал ему знак приблизиться, налил стакан вина и заставил выпить, а когда смущенный подобной честью бедняга рассыпался в благодарностях, вдруг проговорил: «Проклятье, ты слишком жирен для петуха, придется сделать из тебя каплуна». Это своеобразное предложение было воспринято собутыльниками так, как того и следовало ожидать от людей пьяных и привыкших к безнаказанности. Несчастный ресторатор был тотчас привязан к столу и умер во время операции. Вице-легат, извещенный об убийстве слугами, которые сбежались на вопли хозяина и увидели, как он истекает кровью в руках у истязателей, сначала вознамерился арестовать шевалье и судить его по всей строгости закона. Однако из уважения к дяде злодея кардиналу де Буйону он передумал и лишь предупредил шевалье, что, если тот немедленно не покинет город, он отдаст его в руки правосудия и позволит процессу идти своим путем. Шевалье, которому Авиньон и без того уже порядком наскучил, ничего другого не требовалось: он велел смазать оси своей коляски и запрягать. Однако пока шли приготовления, он решил в последний раз повидаться с г-жой д'Юрбан.

Поскольку дом ее был последним местом, где можно было ожидать шевалье после того, как он столь своеобразно покинул его накануне, он с легкостью туда проник, и горничная, которая была в курсе его дел, провела его к маркизе. Та, не рассчитывая больше его увидеть, встретила милого друга с радостью, на какую только способна любящая женщина, особенно в случае, если ей запретили любить. Однако шевалье быстренько положил этой радости конец, заявив, что это прощальный визит, и объяснив причины, по которым он должен покинуть город. Подобно той женщине, которая пожалела лошадей, разрывавших на части Дамьена[18], за то, что им так тяжело, маркиза посочувствовала шевалье: из-за таких пустяков приходится уезжать из Авиньона. Наконец подошла пора прощаться; шевалье, не зная, что сказать в столь важный момент, выразил сожаление, что у него ничего не осталось на память от маркизы, и та, сняв со стены свой портрет, висевший подле портрета мужа, вырвала холст из рамы, свернула его трубочкой и вручила шевалье. Того, однако, такое доказательство любви отнюдь не тронуло, и он, уходя, оставил подарок на комоде, где полчаса спустя маркиза его и обнаружила. Решив, что мысли любовника были слишком заняты оригиналом, отчего он и забыл копию, и представив его горе, когда он обнаружит отсутствие портрета, маркиза позвала лакея и, отдав ему холст, велела сесть на лошадь и догнать коляску шевалье. Лакей пустил коня галопом и вскоре увидел вдалеке экипаж де Буйона. Он стал махать руками и кричать, чтобы кучер подождал. Но тот сказал шевалье, что их догоняет какой-то человек, и молодой повеса, которому тут же пришла в голову мысль о погоне, велел кучеру пустить лошадей во весь опор. Приказание было выполнено настолько успешно, что бедный лакей догнал коляску, только проехав полтора лье; остановив ее, он спешился и почтительно вручил шевалье забытый портрет. Оправившись от испуга, шевалье велел ему убираться прочь и забрать с собою портрет, который ему вовсе не нужен. Но лакей как человек добросовестный заявил, что приказ есть приказ и он не может вернуться к госпоже, не выполнив поручения. Шевалье, видя, что его не переупрямить, отправил кучера в находившуюся при дороге кузницу и велел принести молоток и четыре гвоздя, после чего собственноручно прибил портрет к задку своего экипажа. Затем он преспокойно уселся в него и приказал кучеру погонять, оставив посланца г-жи д'Юрбан удивляться применению, найденному шевалье для портрета своей любовницы.

На ближайшей почтовой станции кучер, возвращавшийся назад, потребовал уплатить ему, на что шевалье ответил, что денег у него нет. Кучер продолжал настаивать, тогда шевалье, вылезши из коляски, сорвал с задка портрет г-жи д'Юрбан и посоветовал кучеру выставить его в Авиньоне на продажу, уверяя, что, если он расскажет, каким образом холст оказался у него в руках, ему дадут за него сумму в двадцать раз большую, чем прогоны. Видя, что от шевалье ему больше ничего не добиться, кучер согласился и, в точности следуя полученным инструкциям, на следующий день вывесил портрет вместе с историей его приобретения на дверях лавки старьевщика. В тот же день портрет был куплен за двадцать пять луидоров.

Как и следовало ожидать, происшествие наделало в городе много шума. Назавтра г-жа д'Юрбан бесследно исчезла, причем в тот самый момент, когда родственники маркиза держали совет, в результате которого решили просить короля арестовать шевалье. Одному из участников собрания, который собирался в Париж, было поручено предпринять для этого необходимые шаги, однако то ли он не проявил достаточной настойчивости, то ли решил действовать в интересах г-жи д'Юрбан, но никаких известий о результатах его усилий до Авиньона так и не дошло. Между тем г-жа д'Юрбан, скрывавшаяся у тетки, вступила с мужем в переговоры, которые увенчались успехом, и через месяц после окончания всей этой истории с победой вернулась в супружеский дом.