Маркиза де Ганж - [14]
С первого же разговора с иностранцем, явившимся искать убежища в его княжестве, граф обнаружил в чужестранце глубокий ум, осведомленность в литературе и науках и предложил ему заняться воспитанием его сына, которому в те поры было девять лет. Это предложение было большой удачей для аббата де Ганжа, и он поспешил его принять.
Аббат де Ганж был из тех, кто в совершенстве владеет собой: поняв, что от того, насколько хорошо он будет выполнять взятые на себя обязанности, зависит его благополучие и даже сама жизнь, он постарался как можно глубже упрятать свои дурные наклонности, дабы на виду оставались одни достоинства; оказавшись строгим наставником в рассуждении как ума, так и сердца, он сумел сделать принца столь совершенным человеком, что граф цур Липпе стал пользоваться мудростью и знаниями учителя, советуясь с ним относительно государственных дел, и по прошествии известного времени мнимый Ламартельер, не занимая никакого официального поста, стал душою маленького княжества.
При графине жила юная родственница, бедная, но весьма родовитая, которую графиня очень любила. Вскоре она заметила, что девушка увлечена воспитателем ее сына и питает к нему чувство более нежное, чем это пристало столь знатной дворянке, а Ламартельер, пользуясь своим возрастающим влиянием, делает все возможное, чтобы поддерживать в ней это чувство. Графиня вызвала к себе юную кузину, заставила ее признаться в любви к учителю, после чего заявила, что она сама высоко ценит Ламартельера и что они с мужем рассчитывали наградить его за услуги, которые он оказал их семейству и государству, пожаловав ему пенсии и какие-то достаточно высокие должности, однако со стороны человека с такой фамилией, без, рода, без имени добиваться руки столь знатной девушки — непомерная дерзость; она не требует, чтобы жених кузины был из Бурбонов, Монморанси или Роганов[13], но должен же он представлять собою хоть что-то, а не просто быть дворянчиком из Гаскони или Пуатье.
Юная кузина графини слово в слово передала этот разговор своему возлюбленному, полагая, что тот будет сражен, однако воспитатель ответил, что если единственное препятствие к их браку — его безродность, то этому можно помочь. Проведя у графа восемь лет, постоянно получая от него знаки искреннего доверия и уважения, аббат счел, что граф достаточно благорасположен к нему, чтобы он мог открыть свое истинное имя.
Поэтому он немедля испросил у графини аудиенции, она была дана также без промедления; и вот, склонившись перед графиней в почтительном поклоне, аббат проговорил:
— Сударыня, я до сих пор льстил себе надеждой, что ваше высочество почтили меня своим уважением, а теперь вы противитесь моему счастью. Родственница вашего высочества готова видеть во Мне своего жениха, принц, ваш сын, одобряет мое желание и прощает мне мою дерзость; так что же я сделал вам, что вы одна настроены против меня? Разве я заслужил хоть один упрек за восемь лет, что имею честь служить вашему высочеству?
— Я ни в чем вас не упрекаю, сударь, — отвечала графиня, — но и сама не желаю выслушивать упреки в том, что допустила подобный брак. Я считала вас человеком рассудительным и разумным, а вы заставляете меня напоминать вам, что, пока вы ограничиваетесь умеренными запросами и стремлениями, у вас есть право рассчитывать на мою признательность. Вы желаете, чтобы вам удвоили жалованье? Нет ничего проще. Хотите новых должностей? Они у вас будут. Но не забывайтесь, сударь, и не требуйте у меня разрешения на союз, удостоиться которого вы не сможете никогда.
— Но, сударыня, — возразил аббат, — кто вам сказал, что род мой столь безвестен, что я навсегда лишен надежды получить ваше согласие?
— Да как мне кажется, вы сами, сударь, — с изумлением ответила графиня, — а если не вы, то ваше имя.
— А если это не мое имя, — осмелев, продолжал аббат, — если неблагоприятные, ужасные, роковые обстоятельства вынудили меня принять его, чтобы скрыть другое, печально известное, неужто и тогда вы, ваше высочество, будете столь несправедливы, что не измените своего мнения?
— Сударь, — ответствовала графиня, — вы сказали уже слишком много, так договаривайте: кто вы такой? И если вы, как только что дали мне понять, принадлежите к достаточно известной фамилии, то, клянусь вам, ваша несчастливая судьба меня не остановит.
— Увы, сударыня! — упав на колени, воскликнул аббат. — Я уверен, мое имя слишком хорошо известно вашему высочеству, и я охотно отдал бы половину своей крови, чтобы не произносить его больше никогда! Но вы правильно сказали, сударыня, я уже слишком далеко зашел. Так знайте же: я — тот самый несчастный аббат де Ганж, преступления которого вам известны и о котором вы не раз упоминали сами.
— Аббат де Ганж! — с ужасом вскричала графиня. — Вы — тот самый гнусный аббат де Ганж, одно имя которого заставляет человека вздрогнуть? Выходит, это вам, убийце и негодяю, мы доверили воспитание нашего единственного сына? О сударь, было бы лучше и для вас и для нас, если бы вы солгали, потому что если вы сказали правду, то я сию же минуту велю вас арестовать и отправить во Францию, где вы будете казнены. Но если вы не солгали, вам следует покинуть не только этот замок, но и город и княжество тоже; я и без того до конца дней буду мучиться всякий раз, когда вспомню, что провела с вами под одной крышей восемь лет.
