Маркиз де Сад. Великий распутник, скандальный романист или мечтатель-вольнодумец? - [51]

Естественно, рукопись была конфискована вместе со значительным количеством экземпляров старого издания «Жюстины».

При допросе маркиз де Сад заявил, что не является автором «самого скабрезного из всех непристойных романов». В ответ на это ему указали на сходство почерков, а он, защищаясь, стал говорить, что лишь просто хотел подзаработать переписыванием чужого сочинения.

Жалкие попытки выкрутиться ни к чему не привели, и 5 апреля 1801 года маркиза де Сада заключили в парижскую тюрьму Сент-Пелажи, что находилась в нынешнем 5-м округе французской столицы.

В аресте, произведенном в конторе издателя Николя Массе, принимал участие лично Луи-Николя Дюбуа, префект парижской полиции.

Кстати, испуганного Николя Массе тоже доставили в префектуру и там подвергли допросу «с пристрастием». Оказалось, что новая книга уже напечатана, и тогда издателю пообещали вернуть свободу при условии, что он укажет местонахождение тиража. Тот не стал изображать из себя героя и отвел полицейских в некое нежилое здание, известное только ему одному. Там обнаружили изрядное количество еще пахнущих типографской краской экземпляров.

В свою очередь маркиз де Сад продолжал упорствовать и говорил о получении денег за копирование, но при этом утверждал, что людей, владевших оригиналом, он совершенно не знает.

На это Луи-Николя Дюбуа сказал, что ему трудно поверить, чтобы человек, столь состоятельный, зарабатывал себе на хлеб перепиской книг такого ужасного содержания.

Судя по отчету префекта, интерес полиции к издательству Николя Массе был вызван исключительно художественными качествами творений маркиза де Сада. Но вот что странно: после полицейского рейда издатель был немедленно освобожден. Это позволяет предположить, что Николя Массе заключил сделку с властями, то есть просто-напросто выдал маркиза де Сада в обмен на собственную неприкосновенность.

Как бы то ни было, маркизу не повезло и он очутился сначала в парижской тюрьме Сент-Пелажи, а затем – в Бисетре, самой отвратительной из тюрем города.

* * *

Когда маркиз де Сад оказался в Сент-Пелажи, Констанция Кенэ поклялась никогда не оставлять его, хотя их будущее выглядело достаточно мрачно.

Пробыв в заключении более года, 20 мая 1802 года маркиз де Сад прямо из тюрьмы написал министру полиции Жозефу Фуше. В этом письме он называл себя «литератором», «во имя всего святого» отрекался от причастности к «Жюстине» и требовал нормального судебного разбирательства. Да, писал он, если его признают виновным, он готов понести наказание, но если оправдают – его должны немедленно освободить.

Но за этой петицией ничего не последовало. Маркиз просидел в тюрьме до следующего года, когда Францию и Европу в целом захватили совсем другие проблемы, связанные с назревающей войной. А в марте 1803 года, в довершение ко всему, маркиза де Сада еще и обвинили в том, что он якобы делал непристойные предложения молодым людям, отбывающим короткие сроки за недозволенное поведение, камеры которых располагались по соседству.

Маркиз пытался протестовать, и ворота тюрьмы Сент-Пелажи все же открылись для него… Однако лишь для того, чтобы он оказался в Бисетре[19] – тюрьме еще более отвратительной, известной в свое время под названием «Бастилия для сброда». По сути, это была тюремная больница с тремя тысячами заключенных, молодых и старых, больных и здоровых. Но больных было большинство. Буйные и хронические, паралитики и эпилептики – все они представляли собой омерзительную картину.

Содержание там стоило маркизу де Саду порядка 3000 ливров в год, а помещение в Бисетр было равносильно признанию его душевнобольным. Предполагалось, что он будет находиться там под надежной охраной, и семья не станет ходатайствовать о его освобождении. Согласно своему статусу, маркиз де Сад имел в своем распоряжении комнату и пользовался возможностью гулять в саду. Ему разрешалось принимать визитеров, а Констанция, при желании, могла даже жить вместе с ним.

Луи-Николя Дюбуа, кстати, без особого энтузиазма согласился на этот перевод. Он охарактеризовал министру состояние маркиза так: «хроническое помешательство на почве полового распутства», а посему он возражал против его помещения в более человеческие условия. А еще он утверждал, что постоянная сексуальная озабоченность маркиза не является помешательством в полном смысле слова, и что ее можно сдерживать исключительно жесткостью обращения.

Но, скорее всего, это не было личным мнением префекта полиции, а окончательное решение принималось на более высоком уровне.

Заключение в Шарантон

27 апреля 1803 года наш узник покинул Бисетр, чтобы осуществить короткую поездку в уже известную ему клинику для душевнобольных Шарантон.

Как потом выяснится, в ней он останется до самой смерти, то есть еще на одиннадцать лет и восемь месяцев.

К несчастью для себя, он попал в так называемые «государственные сумасшедшие», то есть в число людей, которым приписывали умственное расстройство исключительно за то, что они представляли собой «кость в горле» для властей.

В своих «Исторических заметках» Марк-Антуан Бодо, бывший депутат Законодательного собрания, указывая на подобные жертвы произвола, останавливался на маркизе де Саде. При этом он писал: