Марки нашей судьбы - [3]
Возможности пополнения коллекции в Европе исчерпывались. В этих условиях А.Гитлер не мог не обратить внимания на почти неизвестный ему почтовый рынок России. Абвер и разведка СД в то время работали неплохо, и объем марочного пространства России приятно поразил фюрера. Желание пополнить свою коллекцию за счет России не оставляло А.Гитлера никогда. В 1939 году при подписании Пакта о ненападении он откровенно призывал Сталина присоединиться к Тройственному филателистическому союзу, в 1940 году выступал против присоединения к СССР Прибалтики, выпускавшей в то время неплохие коллекционные серии [11]. Наконец, в апреле 1941 года он прямо поставил перед советским правительством вопрос о переуступке ему Старгородской коллекции. Разумеется, И.В.Сталин не мог признаться, что марки зажулил какой-то проходимец из Наркомата государственной безопасности. Молотов на очередной встрече с немцами высокомерно заявил, что старгородские марки являются национальным достоянием и какой-либо переуступке, пусть даже руководителю дружественной страны, не подлежат [12].
Это означало безусловный разрыв и неизбежную кровопролитную войну, в которой ценой больших человеческих жертв победу одержали русские [13]. А.Гитлер покончил с собой в спальне бункера под рейхсканцелярией. Известно, что в последнюю ночь он рассматривал марки [14]. В устном завещании он приказал сжечь свое тело вместе с собранной им коллекцией марок. Выполнить завещание в полном объеме не удалось — слитого из сбитого «Юнкерса» бензина хватило лишь на марки, полуобгоревший труп А.Гитлера был обнаружен СМЕРШем и доставлен в Москву авиаспецрейсом, которым руководил Главный Маршал авиации СССР А.Е.Голованов.
Альбомы со Старгородской коллекцией всплыли лишь в тысяча девятьсот пятьдесят первом году после ареста тогдашнего министра внутренних дел СССР Абакумова B.C. (1908–1954, в партии с 1930 года), в сейфе которого они были обнаружены. Выяснилось, что в тысяча девятьсот сорок шестом году эти альбомы были ему подарены следователем Славолуцким К.Р. Допросить самого Славолуцкого об обстоятельствах, при которых к нему попали марки, не представилось возможным, так как следователь был репрессирован [15].
Сталин, которому представили альбомы, с любопытством просмотрел марки, взвесил альбомы на руке и проворчал, не выпуская изо рта трубки: «И эти бумажки развязали войну? Ох уж эти коллекционеры! «- и, повернувшись к преданно поблескивающему пенсне Л.П.Берии, приказал отправить марки в ГОХРАН.
«Да ты что, Коба? — удивился Л. П. Берия. — Это же не алмазы, не яйца Фаберже. В конце концов это же даже не наши яйца!» — попытался натужно пошутить он. Сталин вытащил трубку изо рта, желто и остро посмотрел на соратника своими тигриными глазами. «Говорили мне, Лаврентий, что ты дурак, а я не верил, — с глухим грузинским акцентом сказал он. — Ты о «Голубом Маврикии» слышал?» Берия о «Голубом Маврикии» не слышал и ответил вождю в том духе, что все евреи порочны и склонны к голубизне. Вождь сокрушенно поцокал языком. «Нет, Лаврентий, ты все-таки дурак. Придет время и эти марки больших денег стоить будут. Или ты товарищу Сталину не веришь? Может, ты, Лаврентий, с товарищем Сталиным поспорить хочешь?»
Спорить Л.П.Берия не хотел. Он хорошо знал, чем такие споры кончаются. Троцкий разошелся с вождем во взглядах на пути революционного процесса, Тухачевский поспорил по вопросам военной реформы, с Томским у вождя были серьезные разногласия по профсоюзам, Шляпников вообще ушел в рабочую оппозицию к вождю, а Каменеву и Зиновьеву товарищ Сталин так и не смог простить разногласий в период октябрьского переворота. И где они были, эти спорщики? Л.П.Берия нервно протер пенсне и примирительно сказал: «Ты всегда прав, Коба. Кто я такой, чтобы спорить с тобой? Ты из Гори, а я просто бедный и глупый менгрел». Вождь засмеялся: «Этим маркам цены не будет, Лаврентий. Отправь марки в ГОХРАН» [16].
Видимо, упоминание о бешеных деньгах и смутило Берию. Так или иначе, но альбомы с марками в ГОХРАН не попали и были обнаружены в сейфе Берии после его ареста. Там же лежали выигравшие облигации госзайма, пропавшие в свое время из сейфа Г.М.Маленкова. «Во мудила, — сказал руководивший обыском Маленков. — Мало ему марок было, он еще и мои облигации прихватил».
Коллекционерство не было чуждо и самому Маленкову. Альбомы с марками он перенес к себе в кабинет и каждый рабочий день начинал с разглядывания марок. Он даже завел для этих целей лупу и игнорировал требования Н.С.Хрущева принести альбомы ему, так как марками увлекался его зять А.Аджубей.
Маленков любовался марками не в одиночестве. Часто к нему приходили А.Микоян, К.Ворошилов, В.Молотов и Л.Каганович. Именно они создали в ЦК фракцию филателистов, к которой примкнул приведенный Л.Кагановичем молодой талантливый филателист Дм. Шепилов.
Между тем наглые притязания ставшего Генеральным секретарем Н.С.Хрущева стали совершенно непереносимы. Подуськиваемый Аджубеем Хрущев даже на заседаниях Политбюро устраивал безобразные скандалы, обвиняя соратников во всех мыслимых и немыслимых грехах.
