Марки нашей судьбы - [2]
Возможно, что легенда о земских марках стала достоянием весьма пронырливых репортеров из «Гудка» и попали в наброски, сделанные Ильфом и Петровым (Катаевым-младшим) к роману «Двенадцать стульев». Есть основания полагать, что Ягода приказал подчиненным подготовить так называемый заговор журналистов, что не удалось сделать вследствие скоропостижной смерти Ильфа. Оставшийся без соавтора Петров интереса для органов не представлял, что и позволило ему уцелеть в период «большой чистки» 1937-38 гг.
Как известно, когда человека боятся и ненавидят, он недолго живет на белом свете. В полной мере эти слова можно отнести и к Г.Ягоде — в 1938 году он был арестован, судим как заговорщик и расстрелян. Надо сказать, что компания у него подобралась неплохая, да и сам процесс был срепетирован замечательно, многие западные общественные деятели приняли все за чистую монету — и отравление Горького с сыном, и вредительство Бухарина, который, оставаясь любимцем партии, лично подбрасывал толченое стекло в сливочное масло на московских маслосырбазах [5].
Место захоронения наркома неизвестно, и это неудивительно — в то время по распоряжению наркома здравоохранения Семашко трупы расстрелянных сжигали в колумбариях, а пепел развеивали в березовых лесах Подмосковья.
Есть основания полагать, что причиной гибели Г.Ягоды были именно злосчастные альбомы с марками, ценность которых только становилась ясной руководителям страны. Известны полные горечи слова Николая Ивановича Ежова, заменившего бедного Генриха на посту железного наркома: «А марки он, гад, все-таки заныкал! Все его заначки обшмонали — нет нигде. Помнится, что Отец наш был недоволен: зекнул на меня желтым тигриным глазом, и я понял — не верит» [6].
Похоже, что И.В.Сталин шустрому наркому так и не поверил. Не спасли Н.Ежова ни ревностное усердие на поприще ох раны государственных устоев, ни верная служба лично вождю мирового пролетариата, ни сфабрикованное им с целью отыскания Старгородской коллекции дела «Московской антисоветской группы филателистов», по которому было осуждено около трехсот ни в чем не повинных любителей марок. Ежов был смещен, на короткое время возглавил комиссариаты связи и водного транспорта, а чуть позже арестован. По свидетельству Вс. Меркулова именно Сталин требовал, чтобы Ежов признался в шпионаже в пользу Германии, особенно упирая на то, что за свое предательство бывший нарком получал Иудины сребреники марками. Ходили слухи, что в Лефортове опального наркома допрашивал лично Сталин, причем в большей степени разговор шел о каких-то марках. Осталось неясным, уточнял ли Сталин размеры немецких выплат шпиону или все-таки речь шла о коллекции Воробьянинова, в присвоении которой вождь подозревал Н.Ежова [7].
Старгородская коллекция исчезла.
Между тем над Европой сгущались тучи. Известный германский филателист А.Шикльгрубер, ставший к тому времени канцлером и вождем германского народа, видел в своем высоком посту лишь возможность многократно и без особых затрат увеличить свою коллекцию. Аншлюс с Австрией он осуществил, чтобы завладеть прекрасной серией «Венский Вальс», последующие оккупации Чехословакии, Франции, Бельгии, Норвегии и Польши служили лишь удовлетворению растущих амбиций германского коллекционера. Дуче подарил фюреру и своему другу Адольфу серию итальянских марок, посвященных национальным изобретениям и открытиям, более известную среди коллекционеров мира под названием «Это наше!». Тройственный Филателистический Союз, иначе известный, как Большая ось, принес сановному филателисту немало редких марок.
К своей радости А.Шикльгрубер, или как его уже стали именовать А.Гитлер, обнаружил, что филателизм распространился и в Англии. В одном из номеров «Таймса» за 1841 год он нашел объявление молодого человека, собравшего для оклейки своей спальни 16.000 марок. В другой газете 1851 года торговец из Бирмингема Т. Смит сообщал, что стены его магазина оклеены более чем 800.000 марок различных (!) расцветок и рисунков. Оказалось, что марки в Англии так популярны, что там их клеили на вазы и пепельницы, женские шляпки и платья, и даже на обязательный атрибут северного островитянина — трубки. Англия могла серьезно пополнить коллекцию фюрера. У Адольфа даже глаза горели от восторга. Участь островной империи была решена. А.Гитлер не преминул объявить островитянам войну.
Покоя ему не давала слава врача-гомеопата Альфреда Мошкау, который на Дрезденской выставке 1870 года демонстрировал свою коллекцию в 6000 марок. Фюрер был тщеславен — он не хотел быть в числе первых, он хотел быть первым [8].
Страсть рейхсканцлера к маркам дошла до того, что по Gerichtskostengesetz9 пошлины за издержки народными судебными палатами брались марками.
Несомненно, что преследования, которым подвергались в оккупированных странах евреи, в значительной мере были вызваны тем, что среди этого малого народа было немало заядлых коллекционеров, чьи коллекции вызывали зависть Шикльгрубера. Ему хотелось быть непревзойденным. Адольф мечтал о «Голубом Маврикии».
С целью постоянного пополнения коллекции А.Гитлер даже создал фонд своего имени, пожертвования в который брались исключительно марками. За 1933-34 годы рейхсканцлер пополнил через фонд свою коллекцию только от акционерного общества «Фридрих Крупп» «1.355.207 марками
