Марки. Филателистическая повесть. Книга 1 - [10]

— Примешь гостей? — проорал Будённый в пилотскую кабину. Никто не отвечал.

— Ломай двери, — скомандовал Будённый и первым бросился открывать её. Наконец их заметили. Дверь приоткрылась, и показалось лицо второго пилота в меховой шапке. На ногах лётчика красовались мохнатые унты.

— Что? Куда? У меня самолёт под завязку забит.

— Выгружай почту и еду. Принимай гостей. Тёплое бельё выдать и переодеть пассажиров. Понял приказ? — Будённый не слушал никаких объяснений.

Он уже вломился внутрь самолёта и распоряжался там, как хозяин.

В самолёте, кроме изображённого на марке человека, оказалось ещё трое. Алексей Максимович принялся кашлять и тереть саднившую грудь.

— Здравствуйте, товарищ Горький, — обрадовались лётчики. — Вы, значит, с нами?

Они по очереди подходили к писателю, жали руку и вытягивались в струнку.

— Здравствуйте, товарищи, — отвечал им кашляющий писатель.

Попов тоже дрожал. Тоненькое пальто не спасало. Посреди тюков и сваленных в кучу мешков им предстояло лететь на этом не вызывающем доверия аэроплане молодого конструктора Туполева. Один только маршал чувствовал себя снова в своей стихии. Он бегал, распоряжался, грозился отдать под суд штурмана и радиста. Огромный самолёт, сделанный целиком из металла, АНТ-4 потряс Попова своими размерами. И своей неприспособленностью к перевозке людей. Но тут им принесли холодный кофе и хлеб с колбасой.

— Вспоминаете Капри? — тихо произнёс Попов, глядя на кашляющего соседа.

— Не издевайтесь над стариком, дорогой профессор. Старая болячка даёт о себе знать. А только человек покорил просторы Арктики. Это ли не величайшее достижение! За него и помёрзнуть немного можно.

Тем временем Будённый продолжал командовать.

— Есть, товарищ красный маршал! Так точно, товарищ маршал! — доносилось отрывисто из пилотской кабины.

Перед Поповым и Горьким вплыло красное лицо Будённого. Усы торчали в разные стороны, как у кота, поймавшего мышь. Вид был довольный.

— Видите, я ж говорил. Отличный он парень, Сигизмунд Леваневский.

— Ох, и мороз-воевода! — стучал ботинками о пол Горький, — я тут и не помещусь, с моим-то ростом.

— Что вы хотите, полярные маршруты идут не через Африку! — ответил Попов. — Ничего, поглядите, я тут нашёл несколько комплектов тёплой одежды. Давайте переоденемся, пока мы не подхватили воспаления лёгких.

Глава III, повествующая о способах передвижения в филателистическом мире, в которой читатель познакомится с прекрасной принцессой Дианой Уэльской

Самолёт гудел всеми моторами и полз по снегу. Тем временем свалившиеся на голову экипажу Леваневского гости спешно напяливали на себя шубы и унты. Вид пассажиры имели, как завзятые контрабандисты. Будённый пробрался в пилотскую кабину и уселся рядом с лётчиком. Вот самолёт затрясло так, что пришлось лечь на пол, на тюки. Алюминиевая машина со скрипом и скрежетом ползла по ледяному полю, каждую секунду грозя ткнуться крылом в сугроб. Препятствия замелькали быстрее, невыносимая тряска, казалось, вот-вот развалит АНТ. Но машина уже оторвалась от земли. Позади, на заснеженной полосе остались лежать несколько палаток, ящики и мешки с почтой.

— Куда лететь? — спрашивал второй пилот маршала.

— В Англию, — орал Будённый, перекрывая шум моторов.

— Хорошо. Только Англия большая. Поточнее!

— Что ты говоришь? Не слышу, — показывал на уши Будённый.

— Напишите, куда лететь — второй пилот по фамилии Левченко отчаянно жестикулировал. — Вот бумага, вот карандаш. Я пишу вопрос, вы ответ.

Левченко водил рукой по бумаге. Маршал получил в своё распоряжение карту с пометками Леваневского, сделанными красным карандашом. Левченко ещё разок прокричал Будённому на ухо про маршрут и снова скрылся. Отсутствовал второй пилот долго. Наконец, вышел сам Леваневский. Высокий, чуть даже аристократичный. Его шапку и меховые перчатки покрывал иней. Даже ресницы были белыми.

— Я не сяду! — крикнул он. — Не выйдет у вас ничего!

— Что он там говорит, Семён Михайлович? — подошёл Горький к Будённому.

— Вы пока погодите, я с ним с глазу на глаз разок переговорю.

Через минуту маршал вернулся. Багровое лицо его имело озадаченное выражение, он крутил ус, отрывая сосульки.

— Ничего страшного. Леваневский сядет. А не то рубану по перфорации, родная мама не узнает.

— Расскажите, что случилось? — спросил Попов.

— Что он там кричал? — с тревогой глядел на маршала писатель.

— Он мне всё одно слово орал, а его сперва не понял: «Лыжи». Я ему в ответ: «Какие ещё лыжи?» Скажи человеческим языком! Он и объяснил, у него ж к самолёту лыжи пристёгнуты, если станем садиться — он лыжи попереломает.

— А вы что ему сказали? — осведомился Попов.

— Я ему говорю: «Не сядешь, под трибунал пойдёшь! Ты говорю, что, в штаны наделал, контрреволюционная морда? А ещё военлёт! Прилетишь, я тебя, сукина сына, шашкой порубаю!»

Попов попробовал утихомирить развоевавшегося Будённого. «С эдаким дуралеем и вправду аэроплан разобьём», — подумал он. А вслух он сказал:

— Мне кажется, вы погорячились, Семён Михайлович! Надо перед господином военлётом извиниться. Он действительно не сядет, а только самолёт угробит. И так плохо, и эдак. Не уйти ему от вашего трибунала. Давайте спросим его, можно ли нам выпрыгнуть с парашютами. Я сам его и спрошу.