Марк Твен - [156]

.

В композиции этой серьезной политической речи обращает на себя внимание то, что свои обличения Твен пересыпает мягкими юмористическими воспоминаниями о собственном раннем детстве. Рассуждения о невинном вранье девятилетнего мальчугана, захотевшего ласк и сладостей и получившего порку, необходимы Твену как комическая прелюдия к серьезным мыслям, ради которых и произнесена речь.

Но очень скоро Твен откажется от юмористических «прокладок», смягчающих силу его удара.

В статьях 1900 года исчезнут нотки добродушного юмора и появится сатирическая резкость. В «Двух маленьких рассказах» (1900) Твен говорит об английском военном ведомстве, которое гонит солдат в Южную Африку, не беспокоясь о том, что они там тысячами мрут от дизентерии.

В эти рассуждения вкраплена сказка: как император заболел дизентерией и как его спас мальчишка-трубочист Джимми и его друг Томми, работавший с отцом по очистке выгребных ям. Твен нарочито «натуралистически» описывает костюм Томми, перепачканного нечистотами и пропахшего запахами клоаки, откровенный разговор мальчишек, сидящих на обочине тротуара после работы и рассуждающих о том, как спасти императора от дизентерии. Все, что окружает чумазых ребятишек, нарочито огрублено автором. Их позы, манеры, лексикон, даже запах — все это резко дисгармонирует со смыслом их разговора: мальчики полны человеколюбия. Оно «оценено»: излечившийся император дарит Джимми пару старых башмаков, слишком больших для мальчика.

Венценосец выздоровел, но о солдатах, которые мрут от дизентерии, не вспомнил. Твен с вызывающей смелостью играет здесь сатирическими противопоставлениями и с рассчитанной дерзостью показывает, что перепачканные мальчуганы — люди, а император — грязное и тупое животное.

Сказка вставлена в статью, в которой точно обозначено место и время действия: Лондон, февраль 1900 года. Тон статьи — прямые обвинения «в лоб»; сказка сатирически их усиливает, делает беспощаднее; с помощью осмеяния к гневу и негодованию прибавляется еще и презрение.

Посылая солдат на гибель, творя злодеяния в колониях, английские и американские империалисты прикрывались, как щитом, идеей патриотизма, утверждали, что войны и захваты необходимы ради «защиты отечества».

В своих публичных речах Твен прямо и недвусмысленно заявлял: «Обычно патриотизм — убежище негодяев. Такие люди всегда громко вопят о патриотизме»[493].

О том, насколько ясна была для Твена демагогия захватчиков-«патриотов», говорит такая запись:

Патриотизм. «Слово, которое напоминает грабеж. Нет ни клочка земли в мире, который не представлял бы отнятого владения или еще раз захваченного бесчисленным рядом «владельцев», каждый из которых превращается в «патриота», с сердцем, переполненным гордостью, защищается от следующей банды грабителей»[494].

Пройдет пять лет, и практика дельцов-«патриотов» заставит Марка Твена окончательно отделить идеи патриотизма от демагогических криков агрессоров.

«…Настоящий патриотизм, — заявит Твен со страниц «Североамериканского обозрения», — единственно рациональный патриотизм — это преданность народу во все времена, преданность правительству, если оно заслуживает этого»[495].

Заслуживает ли?

В речи «Продажность в муниципалитетах», произнесенной Твеном в январе 1901 года, писатель громит коррупцию в государственных учреждениях, где цены на голос избирателя зависят от «аппетитов» продающихся.

Убийственным сарказмом звучат приведенные Твеном слова одного политического дельца, Билла Стайлса, который сетовал:

«Просто руки опускаются, так трудно найти честных людей, которые, однажды продавшись вам, оставались бы вашими».

Речь «Продажность в муниципалитетах» была произнесена в разгар избирательной кампании, когда по всей стране прокатились волны протеста и гневного возмущения народа. Президентские выборы прошли при всенародном внимании к главному политическому фактору — поведению Америки на мировой арене. Твен, принявший активное участие в избирательной полемике, использовал ее для резкого осуждения внешней политики; он не хотел знать ни демократов, ни республиканцев, проклинал обе партии и кончил тем, что отказался идти к избирательным урнам, не желая голосовать ни за Брайана — демократа, ни за Мак-Кинли — республиканца. «Я не хочу поддерживать человека, который отправляет наших мальчиков в качестве добровольцев на Филиппины- сражаться под обесчещенным флагом», — заявил Марк Твен, характеризуя Мак-Кинли в упомянутой речи[496].

«…Я не пожелал голосовать ни за того, ни за другого кандидата и сохранил свой избирательный бюллетень в чистоте и непорочности», — иронизирует Твен и предлагает организовать третью партию в стране, которая бы следила за двумя буржуазными партиями и не давала бы им жульничать[497].

События на Филиппинах глубоко задевали в Твене честь американца — сына народа, за чью спину прятались виновники преступных дел в колониях. Его остро волновало то, что народ, дезориентируемый буржуазной печатью, не знает всей сути происходящих событий. В письме к Твичелу от 29 января 1901 года Твен писал: «Великий несведущий народ ничего не знает, даже самого простого, о филиппинском эпизоде, он опозорен перед саркастически смотрящим на него миром». «Я запачкан этими делами», — заканчивает письмо Твен