Марк Твен - [143]

Прославление «делания денег» как смысла жизни поддерживала и укрепляла американская реакционная философия — школы «прагматистов», «персоналистов», «инструменталистов», «интуитивистов». В американской философии второй половины XIX века были сильны идеалистические течения. В борьбе с материализмом окрепли сторонники «абсолютного» идеализма, исключавшие из своих теорий всякие элементы диалектики. Философский идеализм стал развиваться в специфической для США форме: в него была привнесена большая доля грубого механицизма, детерминизма и утилитаризма. В 80-х годах XIX века на этой основе зародилась теория прагматизма. Философы-прагматисты ставили знак равенства между истиной и выгодой (практической полезностью). «Истиной» становилась религия, которая нужна была эксплуататорским классам, «истиной» была агрессия — как явление «полезное», практически «необходимое». Отбросив понятие истины как отражение объективной действительности (материалистическая трактовка), прагматисты широко открыли двери самым реакционным идеалистическим идеям, оказались опорой мракобесия и реакции. Философия становилась служанкой узкого практицизма, делового «успеха». «Век машинизма» требовал выработки соответствующих идеологических стандартов, родились идеи преклонения перед машиной, возникли новые философские школки — разновидности прагматизма: «инструментализм» и другие. «Человек-машина», эта реакционнейшая идея, лишающая человека права на самостоятельность мышления, активность действия, на участие в социально-политической жизни, принесла немало бед в истории культурного развития страны.

Идеологам империализма в философии, социологии, литературе противостояли прогрессивно мыслящие ученые, литераторы, чьи воззрения отражали народные чаяния и надежды.

В 90-х и 900-х годах, выступая с позиций «веритиз-ма» (истинности), капитализм критиковали Фрэнк Норрис, Стивн Крейн, Гэмлин — Гарленд. Они боролись с оппортунистическими, слащаво-сентиментальными традициями «нежного» реализма, с «литературой красной крови», оправдывающей агрессии, создавали оппозиционные обличительные романы, выражающие ненависть народа к монополистическим формам капитализма; но с другой стороны — декадентские тенденции пагубно влияли на творческие способности этих писателей[444].

Из трех названных романистов самым последовательным критиком официального буржуазного оптимизма, непримиримым врагом монополий, писателем, в творчестве которого ведущим началом стали реалистические тенденции, был Норрис.

Фрэнк Норрис (1870–1902) — редактор сан-францисского журнала «Волна», газетный репортер во время испано-американской и англо-бурской войн, романист и теоретик — сыграл видную роль в литературном развитии страны. За свою короткую жизнь он успел напечатать несколько романов и повестей, среди которых центральное место занимает незаконченная «Трилогия о пшенице» и сборник теоретических статей, изданных после смерти автора под названием «Ответственность романиста» (1903).

Норрис сходился с Марком Твеном в основном, коренном вопросе эстетики: литература должна быть народной. «Искусство, которое не было в конце концов понято народом, не переживет и никогда не переживало даже одного поколения»[445], — утверждал Норрис и требовал от писателя «жить если не среди народа, то в народе».

Одновременно, в почти сходных выражениях, Фрэнк Норрис и Марк Твен нападали на «лживую и убогую» буржуазную цивилизацию, указывали на ее антинародную сущность.

«Народ имеет право на истину, — утверждал Норрис, — так же, как он имеет право на жизнь, свободу и стремление к счастью. Несправедливо, что его эксплуатируют и обманывают, прививая ему ложный взгляд на жизнь… ложные чувства, ложную мораль, ложное миросозерцание, ложные эмоции, ложный героизм, ложные представления о самопожертвовании, ложные взгляды на религию, на долг, на поведение и манеры»[446].

В «Спруте» и «Омуте» Норрис рассказал о затяжной и ожесточенной борьбе фермеров Запада с чикагским железнодорожным трестом, о спекуляциях хлебом на бирже, о разрушении фермерского быта. Как писатель-реалист, Норрис остался верен жизненной правде; из множества социальных противоречий своего времени он выделил наиболее типичный конфликт социальной и экономической жизни США — борьбу народа с монополиями в период вступления США в империалистическую стадию своего развития. Но Норрис иногда подменял социальный смысл явлений фетишизацией вещей, что приводило его к символизму: спекулянтам-биржевикам в романе мстят не разоренные ими люди, а сама пшеница, как символ вечной жизни и труда. «Спруту» — монополии с тысячью щупалец — противопоставлены побеждающие «вечные законы пшеницы». В этом отношении натурализм сослужил плохую службу Норрису: увел его в область абстракций от живой реальной жизни с ее социальными, специфически американскими конфликтами.

Если Норрис отобразил в своем творчестве сопротивление, которое оказывали фермеры американским монополистам в США, то Марк Твен обрушил свою обличительную сатиру на такие типичные проявления американского империализма конца века, как агрессии и бесчинства монополистов в колониях. Характерно, что именно в это время у Марка Твена развивается, достигает великолепной силы и мощи его публицистика. Никто из всех прогрессивных американских писателей того времени не мог подняться до уровня Твена-памфлетиста, Твена-антиимпериалиста, которого на рубеже двух — столетий заслуженно называли «американским Вольтером» и «совестью родины».