Марк Солонин, раздражитель «патриотов». Интервью «Радио Свобода» 25.06.2009 - [5]

Причем кто–то в силу каких–то причин уходит, не тратит время на выводы глобального порядка, но в любом случае разрабатывает какие–то пласты, конкретные истории, вводятся непрерывно новые факты, осмысливаются по–новому события, есть нормальные, профессионально сделанные описания большинства военных операций того же 1941 года, серьезные роботы по истории разведки, по предыстории войны, по советскому военному планированию. Безусловно, надо упомянуть фамилию ныне покойного полковника Бобылева. Официальный человек, военный историк, тем не менее, прекрасные были у него работы по поводу анализа советского военного планирования, в частности, разбора военно–стратегической игры Генштаба, которая была проведена в январе 1941 года, фактически отрабатывался этот план вторжения в Европу. Это десятки фамилий.

— Вот мы подошли уже к сюжету вашей книги «23 июня: «день «М». Вы сказали, что не полемизируете с Виктором Суворовым, а продолжаете его дело. Я хотел бы уточнить, в чем вы с Суворовым сходитесь, в чем расходитесь и, вообще, простите за такой личный вопрос, вы дружите?

— Мы находимся с Виктором Суворовым в самых добрых отношениях, к сожалению, они заочные, но он мне достаточно часто звонит, у нас с ним совершенно нормальные, можно сказать, дружеские отношения. К сожалению, пока еще не имели возможности выпить на брудершафт, думаю, у нас все впереди.

Теперь, что касается серьезного вопроса. Могу очень четко сформулировать в нескольких словах. Виктор Суворов выдвинул гипотезу о том, что Сталин планировал начать крупномасштабную стратегическую и наступательную операцию от западных границ Советского Союза в Европу летом 1941 года. Я с этим полностью согласен. Виктор Суворов подтвердил свою гипотезу крохотным, имевшимся в его распоряжении тогда, количеством каких–то обрывков, выскользнувших как кончик шила из мешка, какими–то обрывочками советских мемуаров, какими–то публикациями полузакрытыми. Я все–таки писал на 15 лет позже, чем вышел первый тираж «Ледокола», я имел возможность ту же самую гипотезу подтвердить совершенно другим архивом документального материала.

Вторая гипотеза, которую выдвинул Виктор Суворов, что Красная армия потерпела сокрушительное поражение летом 1941 года, потому что она готовилась к наступлению и не способна была обороняться. Я с этим категорически не согласен, я считаю, что в этой гипотезе нет даже одного процента здравого смысла. Виктор Суворов хорошо знает мое мнение по этому поводу. Не сошлись мы с ним во мнениях. Я считаю, что это абсолютно несерьезная идея. Не бывает наступательных танков, не бывает оборонительных самолетов, не бывает армии, которая может решить такую сложную задачу, как наступление на территории противника, но при этом не может решить задачу обороны на своей собственной территории, имея две линии заблаговременно созданных железобетонных укреплений. И уж в любом случае ни одна наступательная операция Красной армии летом 1941 года ничем, кроме тяжелейших потерь, не закончилась. Поэтому Красная армия, безусловно, в том состоянии, в котором она находилась, не способна была ни наступать, ни обороняться и об этом как раз очень, на мой взгляд, интересно написано в книжке моей «25 июня». Простите за такой пиар. Там очень интересно показано, как Красная армия пыталась нанести сокрушительный удар по финским аэродромам, в результате этого сокрушительного удара потеряли 24 собственных бомбардировщика и повредили на финских аэродромах один самолет – трофейный советский СБ. Так что с этой второй составляющей гипотезы Суворова я абсолютно, категорически не согласен.

— Давайте тогда поговорим, раз вы упомянули о книге «25 июня», о второй советско–финской войне. Я, можно сказать, с детства жил на фоне этой войны, потому что моя дача находится под Ленинградом и старая финская граница (кстати, она до сих пор до конца не разобрана, по лесу кое–где тянутся проволочные заграждения) проходила прямо по моему дачному участку. Возле моей веранды был старый финский дзот, и там мы выкапывали гильзы и кости. Но не могу сказать, что до вашей книги я вообще что–то знал о второй советско–финской войне, ведь это, наверное, первая в России монография о совершенно забытых событиях.

— В данном случае я вынужден отбросить остатки всякой скромности и сказать «да». Дело дошло до того, что когда я работал в Подольском архиве, то на многих документах, — в частности, картах военных действий, которые я в архиве брал, моя подпись в формуляре была первой. Вообще, представляете себе, о чем это говорит? 60 лет сотням докторов исторических наук даже дела не было до того, чтобы взять и посмотреть эти карты и документы. В каких–то случаях были еще две–три фамилии, но никто действительно этой темой не занимался, абсолютно вычеркнутая из советской историографии, из исторической памяти народа война. Если когда–то и было какое–то упоминание, то только в контексте «участия финской военщины в гитлеровской агрессии против Советского Союза».

Понятно, почему эту войну никто не хотел вспоминать. Потому что одно дело — искать и находить объективные причины, почему побеждала мощнейшая немецкая армия (действительно гитлеровский Вермахт первого года — это лучшая сухопутная армия 20–го века) и почему Красная армия была бита и разгромлена таким противником. Тут еще как–то можно найти объяснение. А вот как объяснить чем–то, кроме отсутствия мотивации, разгром, который учинила Красной армии финская армия, армия, в которой мобильные соединения ездили на велосипедах? Это не преувеличение и не шутка. У них были два мобильных соединения — то, что у немцев была, допустим, танковая дивизия, то была у финнов егерская бригада, мобильность которой достигалась за счет того, что по лесным дорожкам она ездила на велосипедах. Есть даже кинохроника соответствующая. И вот история про то, как финские велосипедисты громили советские мехкорпуса, это, конечно, история, которую никому не хотелось вспоминать.