Марийский лесоповал: Врачом за колючей проволокой - [56]

Среди зэков были профессиональные лесорубы, которые ловко работали «канадкой» (лучковой пилой или «стахановкой»), но большинство, в том числе и я, пользовались двуручной пилой.

Перед тем, как пилить, приходилось сначала расчищать рабочее место от снега. Работа внаклонку быстро утомляла, но бригадир не давал расслабиться.

Андриянов, видимо, узнал, что я врач и, возможно, вскоре займу свое место в санчасти, и поэтому смотрел сквозь пальцы на частые передышки, которые я делал со своим напарником.

А вообще, бригадир наш вылезал из кожи, чтобы выполнить и перевыполнить план, используя при этом трехэтажный мат, крепкие кулаки и дубину. Чувства жалости он не знал. В общем, он напоминал мне одного из надсмотрщиков, которых так точно описала Г. В. Стоу в «Хижине дяди Тома».

Очень скоро у меня промокли ноги, но холода я особенно не почувствовал. Тяжелая работа согревала. Правда, стоило только поставить пилу в сторону, как гусиная кожа пробегала по телу, и я начинал зябнуть.

В обеденный перерыв мы могли подойти к костру и согреться. Принесли жидкие щи и могар. Для такой тяжелой работы эта еда была, как слону дробинка.

Охранники держались подальше от нас и не вступали в разговоры. Мне рассказывали, что среди них в колонии есть такие, которые гордятся тем, что пристрелили зэков при попытке к бегству. Это считалось у них своеобразным геройством. И странно, что некоторые из них были заключенные.

Когда настал конец работы, я вздохнул с облегчением. Тяжелая работа оказалась непривычной.

Путь до колонии дался мне нелегко, ноги еле шли, и даже ужин после возвращения не радовал.

Накануне всем выдали матрацы и подушки, набитые соломой, и весьма ветхие байковые одеяла. Но это был уже прогресс.

Когда мы вернулись в свой барак, дневальный начал топить печку, и к влажному от мокрой одежды и потных тел воздуху прибавился еще едкий дым.

Многие спали не раздеваясь. В лучшем случае снимали мокрые штаны и портянки, которые вешали на веревку около печки.

До отбоя еще оставалось немного времени, и каждый занимался своим делом. Одни отдыхали, другие беседовали между собой или играли в домино и даже карты.

В карты играли в основном блатные, что было для них чуть ли не законом, святым долгом. Карты нередко метились и настолько искусно, что обнаружить это неспециалисту было почти невозможно.

Для этого делались наколки, заточки, затирались углы карт наждачной бумагой. Иногда угол карты расклеивался, а между слоями закладывались мельчайшие крупинки стекла, и вновь заклеивались.

Игра в карты запрещалась, но это никого не смущало. Всегда кто-нибудь из «шестерок» стоял на «стреме» и в случае опасности (появление лагерного начальства или дежурного) предупреждал играющих.

На следующее утро все тело болело, но я на это не обращал внимания. Подобные боли привычны для спортсменов после отсутствия тренировки.

Дни тянулись медленно, один, как другой. Несколько раз я уже обращался к нарядчику с вопросом, когда приедет начальник санчасти, но ответ был один и тот же:

— Пока неизвестно.

Работа на лесоповале была далеко не безопасной уже потому, что многие из нас впервые взяли пилу в руки. Правда, бригадир объяснял нам минут за пять правила техники безопасности, но этого было явно недостаточно.

Еще затрудняли работу очень глубокий снег и то обстоятельство, что мы не имели права свободного передвижения. Были случаи, когда заключенный выбегал за отведенную зону, чтобы не угодить под падающее дерево, и за это получал пулю в затылок.

Мы валили, в основном, сосны, среди которых попадались очень толстые, а нередко и кривые. Они далеко не всегда падали туда, куда мы хотели, и требовалась большая осторожность.

Я наблюдал не без страха, как толстое дерево, словно задумываясь, на несколько мгновений оставалось на своем месте, чтобы затем, сделав небольшой поворот, свалиться с грохотом на землю, поднимая снежную пыль.

Не знаю почему, но дней через десять бригадир перевел меня на более легкую работу. Я стал сучкорубом. Возможно, это был своеобразный подхалимаж — а вдруг я стану действительно работать врачом.

Бригадиры всегда нуждались во врачах и меньше всего из-за боязни заболеть. Очень важно было, например, для них устроить нужного человека: портного, сапожника, ювелира... в зону и не без умысла. В знак благодарности они могли рассчитывать на почти безвозмездные услуги.

А категорию труда определял врач. Напишет он ЛФТ (легкий физический труд), и зэка можно оставить в зоне.

И еще одна причина: почти все бригадиры имели лагерных жен, а как известно, после лесоповала не до любви. Поэтому возникала необходимость поставить их на блатную работу, то есть легкую. Это опять-таки зависело от врача.

Андриянов действовал в данном случае, как опытный шахматист, который рассчитывает на несколько ходов вперед.

Рубить сучки, конечно, значительно легче, чем валить деревья, и эту работу чаще всего выполняли женщины. Сучкорубом я был, однако, недолго, может быть дня четыре или пять, не больше. Меня перевели вновь на другую работу, на этот раз по приказу нарядчика.

Мы работали на увале — небольшой возвышенности, и там складировали срубленный лес. Перед нами поставили задачу вывезти его в срочном порядке поближе к дороге. Лошадей для этой цели почему-то не выделили и решили заменить их зэками.